ПРАВДИНСК - 1980
Продолжение
ОБАТО отвечало за все, даже за вытекающее из забитых канализационных колодцев дерьмо. А загадочный начфин батальона, капитан Игорь Низкий, не снимавший темных очков и не состоявший в партии, отсчитывал в подразделения гарнизона твердые советские рубли. Правдинское ОБАТО имело условное наименование 72-е, и этот номер был несчастливый. В ОБАТО гибли солдаты, спивались и увольнялись офицеры и прапорщики, и гарнизонные партийные конференции, на которых ОБАТО посвящали целые разделы критики, не помогали.
ОБАТО – явление в Вооруженных Силах уникальное. Если в полках ЗРВ, РТВ за тыл отвечала одна рота МТО, здесь, в авиации, был целый отдельный батальон со своей печатью и штабом. Страна щедро набивала батальон некачественным пополнением срочников, ничего не делая по обустройству материально-технической базы и обновлению парка спецтехники.
Автопарки строились своими силами «хапспособом», и если парк аэродромно-эксплуатационной роты был подключен к центральной котельной, то основной парк зимой «отапливался» из пристройки с форсункой и бочкой солярки, а аэродромный тягач Краз по своим размерам не мог заехать в автотэч для ремонта. Пристроенная котельная в виду ее полного несоответствия никаким технически нормам, по документам нигде не числилась, и солярку на зимний «обогрев» списывали за счет машин.
Штат ОБАТО не соответствовал объему задач, поставленных в НПП, инструкциях и приказах, и находясь двадцать четыре часа в сутки на службе, офицеры не могли их физически выполнить с тем качеством, которое было прописано в руководящих документах. За это батальон «били» начальники всех уровней, и 72-е ОБАТО совместно с 72-й Городецкой зенитно-ракетной бригадой было «притчей во языцах» на всех подведениях итогов в штабе 16-го Горьковского корпуса ПВО, особенно в вопросах состояния воинской дисциплины.
Офицеры не выдерживали запредельной служебной нагрузки и нервотрепки. Замполит батальона, Виктор Золотов, умирал от рака в Горьковском госпитале. Болезнь его пожирала, а он, морщась от боли, живо интересовался делами в части, и говорил, - Не распыляйтесь, ищите главное звено и тащите… Золотова перевели на лечение в Москву, но не спасли.
Командир батальона, подполковник Кривошеев Валерий Семенович, крепкий, плечистый мужик с выбитыми пальцами на правой руке, от чего ему было неудобно здороваться, своей командирской спиной закрывал батальон. За ним все себя чувствовали «в безопасности» и от вышестоящего командования, и от гарнизонной парткомиссии. Он не добивал оступившихся офицеров. Тянул с ними до последнего. Но были и такие экземпляры, «подсевшие на стакан», что и Валерий Семенович уже поделать ничего не мог. Кривошеев строил. Все теплое время года шли ударные стройки в автопарках, на подсобном хозяйстве. Строилась солдатская баня, строители которой во главе с бригадиром, рядовым Бухаидзе, почему-то регулярно напивались, поднимали на чердак лестницу и спали, а начвещь, Леха Томин, бегал вокруг бани и не мог их достать. С подсобного хозяйства утром выходило в приаэродромные травы стадо бычков в шестьдесят голов, взятые на откорм из какого-то колхоза, а сивый мерин «Сынок» вывозил от столовых на скрипящей телеге бочку отходов для хрюкающей братии. В будущем, «Сынок» героически погиб от электрического удара, наступив в дождь копытом на оборванный провод в районе стадиона, и его сожрали караульные собаки роты охраны, а списанное N количество мяса со склада пошло «на нужды» тыловых служб. На какие средства строил Кривошеев, знал только начфин Низкий. Говорили, что на новый коровник комбат скинул деньги со всех расходных статей и дело запахло «керосином». Но с продовольствием в стране было напряженно, и прилетевший с проверкой командующий Московским округом ПВО , осмотрев новый коровник и мычащее стадо, строительную деятельность Кривошеева одобрил и денег добавил. Валерий Семенович был хозяин, вникающий во все, все вопросы служб и подразделений. Без него муха пролетала редко. Беспартийный зам. командира по МТО майор Гарбар, на одном из открытых партсобраний, выступил. Гарбар в партийной среде решил смело развить критику, и заявил с трибуны, что много недостатков в части от того . что все решается одним лицом. Это был выхлоп. Гарбар не знал, что согласно инструкции парторганизациям Вооруженных Сил запрещалось критиковать командиров по вопросам их служебной деятельности. На вечернем совещании Гарбар попросил слова. Кривошеев заметил, - Товарищ майор, вы уже все сказали на партсобрании. После совещания красный Гарбар зашел к командиру в кабинет «утрясать вопрос». В череде всеобъемных тыловых задач, комбат решал главную - по аэродромно-техническому обеспечению полетов. Здесь не было компромиссов и с командиров трех рот – автомобильной, электро-газовой и аэродромно-эксплуатационной «сдирали шкуры». За обеспечение полетов шла ежедневная битва, которая ценой невероятных усилий и напряжения давала результат. Аэродром убирался, промазывался и прокрашивался, а с мая месяца, в торце полосы дымила «Аврора», обжигая руки солдат шипящим, расплавленным битумом, и аккуратные черные полосы покрывали защитной сеткой аэродромные плиты. Камешки с РД и ВПП сдувались, цепочка солдат аэродромной роты перед полетами проходила полосу. Но забоины на лопатках двигателей случались. И всегда в акте виновным предпосылки вписывалось ОБАТО. Успехи в обеспечении полетов были, за средним баллом этого обеспечения следила Москва, откуда приезжали помощники, чаще всего полковник Маркодонато, испанец. О приезде Маркодонато на совещании в батальоне говорили, Едет Марко с гранатой. Журнал «Советский воин» посвятил Правдинскому ОБАТО развернутую цветную вклейку своего Приложения, и подполковник Кривошеев с гордостью держал ее на рабочем столе, показывая удивленным проверяющим.
А в ротах было тяжко. Командир аэродромно-эксплуатационной роты, Сергей Николаевич Шляков, тяготы и лишения переносил стойко, и его невозможно было вывести из равновесия. Весной его роту усиливали прикомандированными, прибывали 20-25 человек со всех частей корпуса. Командиры полков ЗРВ и РТВ направляли на ремонт Правдинского аэродрома «лучших дембелей». Вся эта распи… ая команда все лето пахала на аэродроме, периодически употребляя, и внося новый «иноземный» колорит дембельских традиций в обатовский солдатский уклад. Труд исправлял, и большинство осенью отправлялись в свои части с благодарственными письмами к командованию о списании старых грехов и скорейшем увольнении. Зимой аэродромная рота переходила на тот жуткий, изматывающий режим работы, когда солдаты превращались в черных роботов. В казарме они появлялись редко, еду им носили в парк, и в замазанной почерневшей комнате для приема пищи, они валялись на полу в своих черных промасляных зимних куртках, с которого их поднимали и загоняли в кабины машин для уборки снега. Шедевром аэродромного «убийства» людей были тепловые машины ТМ-59. Эти, истекающие соляркой и авиационным керосином монстры, своим ревом убивали слух водителей в незащищенных кабинах. Машины работали, ломались, ремонтировались, снова ломались… и весь этот аэродромно-парковый круговорот продолжался круглосуточно, и в покрасневших от мороза и почерневших от грязи лицах солдат была в глазах уставшая безысходность от того, что так надо. А снег не знал и падал… А щетки АКПМ наматывались вручную в холодном боксе…
Командир автомобильной роты, Николай Симдянов, остался в роте один. Случилось это как то неожиданно. Уволился старик старшина, уволились старшие прапорщики, командиры взводов. А бывшего командира автороты уволили еще раньше, за пьянки. И где-то в тыловых кадрах потерялся зам командира роты. Коля перешел на режим круглосуточной работы. Потому что во время полетов его все время вызывали. Все сделать из обязанностей командира роты, изложенных в Уставе, он не мог. Наказывать за несделанное его было бесполезно, и Коля держался. В ротной кладовой на полу лежали три кучи солдатской формы – парадки, ХБ и обувь. Одевал Коля солдат просто, вынимал из кучи китель, прикладывал к солдату и говорил, - нормально, подходит. С обувью было проще, ее примеряли. Зимой автомобильные тягачи-Кразы не глушились, они пыхтели по ночам в автопарке своими горячими дизельными внутренностями, а если Краз замерзал, завести его было на тридцатиградусном морозе чрезвычайной проблемой. Удивительно было то, что при командирской бесконтрольности, авторота была самым дисциплинированным подразделением батальона, солдаты за рулем взрослели, водители самосвалов получали утром персональный инструктаж у комбата, и самостоятельно, без старших, возили уголь в котельную с железнодорожной станции «Постниково». Водители летного автобуса, командирского Уазика и «санитарки» были элитой.
Служил в автороте и срочник-дальнобойщик - рядовой Николай Доброскокин. В казарме Николай появлялся редко. Он все время был в дальних рейсах на грузовике Зил-130. Вершиной Колиного мастерства был прогон в г.Львов, куда он доставил в ремонт санитарку( УАЗ). Санитарку прикрепили в кузове ЗИЛа, там же, у кабины установили бочки с бензином для дозаправки, и Коля поехал и доехал! По нынешним меркам, такую поездку, за полторы тысячи км на Зиле с Уазиком и с бензином в кузове назвали бы самоубийством.
А склонный к «приключениям» молодой командир автороты Симдянов через несколько лет «обкатал» новый командирский Уазик на аэродроме. Уазик получил командир батальона, Петр Григоьевич Вязовов, от командующего округом. Командир роты вечером сел за руль нового Уазика, посадил рядом зама, лейтенанта-двухгодичника, и угнал машину из парка на аэродром, покататься. Напротив караульного помещения, на огромной скорости колеса сорвались с бетонных дорожных плит на обочину, и машина полетела, кувыркаясь и ломая своих пассажиров. Зам. командира роты с пробитой головой месяц лежал в реанимации Правдинской ЦРБ, Симдянов отделался легким сотрясением. Сколько трясло комбата, отдельная история.
Командир электро-газовой роты Николай Беляев. ротным стал быстро. Предшественника уволили за пьянки, обычная судьба командиров рот ОБАТО. Электро-газовая рота представляла собой на фоне увеличенного штата техники перед приемом Миг-31, чудовищный организм. Шесть ТЗ-22 на платформе Кразов, десятки спецмашин АПА, кондиционеров, азоток, воздушек, УПГ, ЭГУ, кислородок… Общее количество спецтехники в роте с учетом «НЗ» превышало шестьдесят единиц. Все это находилось в постоянной готовности, в дежурное звено колонна машин по сигналу выезжала через 20 минут. Командир ЭГР отвечал и за электроагрегаты ЦЗТ, и даже самолетные серебряные аккумуляторы везли на зарядную станцию электро-газовой роты. Почему эта станция оказалась в штате ОБАТО, а не полка для меня загадка. С ТЗ-22 в 1977 году в Правдинске произошла дикая история. Во время ночных полетов, из автопарка, по заявке полка, «вытолкали» полный топливозаправщик с «неживыми» аккумуляторами. Не доезжая 1аэ, ТЗ-22 заглох на РД и встал без габаритов. Солдат побежал в автопарк. В это время сел самолет, и руля по РД врезался в стоящий ТЗ. Летчик препятствие не увидел. От удара, ТЗ и самолет загорелись. Летчик успел выпрыгнуть из кабины. Очевидцы вспоминали, что горело так, что из Правдинска и Балахны пожарные приехали без вызова. Коля Беляев, при некомплекте прапорщиков не ломался. Он носил в кармане партбилет, и на партсобраниях зло огрызался на критику в свой адрес. Коля все время злился, от холодных, разбитых боксов в автопарке, от отсутствия запчастей, от огромной роты, штат которой достиг шестидесяти пяти человек. Вздохнул Беляев с облегчением только тогда, когда вышестоящие моборганы, дали ему, наконец, штатного заместителя по политической части. И молодой выпускник Курганского ВВПУ лейтенант Игорь Потемкин «перегрыз» все ротные дембельские темные силы, окапывавшиеся вечерами в сушилках и темных углах казармы. Напряжение и замотанность ротных доходили до такого предела, что выплескивались самым неожиданным образом. Зам. начальника политотдела корпуса полковник Мартынов приехал наводить порядок в ОБАТО. «Прошерстив» автопарк и найдя там «полный бардак», взбешенный Мартынов залетел на КТП, где сидел злой Беляев в зимней куртке. Мартынов заорал, - Вы кто? Командир роты капитан Беляев, - ответил Коля. Мартынов, - Доложите свои обязанности! Беляев, - Не доложу. Я их не знаю!
Особняком находились в батальоне служба ГСМ, где по штату было одиннадцать солдат и РО и ХЗ. В ГСМ качал топливо и спирт незаметный, тихий начальник службы старший лейтенант Зеленько. Но у него был заметный молодой прапор Моток, который носил на пальцах золотые перстни и ездил на новенькой «Ниве» в летной шевретовой куртке. А рота охраны была уникальным подразделением. Экономя штаты, Генштаб повесил на роту помимо охраны и хим. защиту авиагарнизона. Как готовить хим.расчеты с вымотанными караулами солдатами генштабистов интересовало мало. Поэтому РО, находясь обособленно от обеспечения полетов, напрягалась от бессонницы и общевойсковых защитных комплектов и противогазов. Здесь была своя специфика. Если в автомобильных ротах давили, то в РО стреляли и стрелялись. Обзоры о происшествиях в караулах войск ПВО приходили жуткие, и офицеры роты «сидели на электрических стульях». Рота держалась на плаву благодаря неутомимому, энергичному командиру роты Алексею Майструку. Энергия из Леши била через край, и ее хватало и на роту, и на гауптвахту, и на комендантские гарнизонные дела, которые были повешены на него. Узбекская рота с небольшой русскоязычной прослойкой маршировала на разводах, и стойко несла караульную службу, охраняя аэродром и самолеты, периодически сливая с них массандру. Подрезанные печати техники по утрам «вскрывали». В роте начиналось следствие. Но массандру не находили. Были акции и покрупнее. На складе ГСМ домкратами подняли ночью плиту потолочного перекрытия спиртохранилища и «взяли» чистогана. Дневальным по РО и ХЗ стоял «легендарный» рядовой Андрюша Митрофанов. Ростом под метр девяносто, здоровенный парнишка был выслан из бункера Главного штаба Войск ПВО, где он обеспечивал спецсвязь, и где после года службы Андрюша так закуролесил, что его быстренько сослали на исправление в ОБАТО. В караул Андрюшу не допускали. Он маялся дневальным по роте, и ежемесячно совершал самоволки с пьянками и ночлегами на стороне. У пьяного Андрюши «съезжала крыша», и ротные лейтенанты проводили войсковые операции по его «обезвреживанию». Сам Майструк к пьяному Митрофанову подходить боялся, говоря, - или он меня убьет, или я его пристрелю. Один раз лейтенанты «зажали» пьяного Андрея в гарнизонных гаражах. Митрофанов размахивал штыковой лопатой и орал. – Не подходи, убъю! Замполит роты, лейтенант Юра Апасов, ласково успокаивал Андрюшу на безопасном расстоянии. Командир взвода, лейтенант Игорь Лукошин, прыгнул на Митрофанова сверху, с крыши гаражей, сбил с ног и вместе с Апасовым связал. Связанному. орущему Андрюше, лейтенанты, по свойски, дали п…, и оттащили на гауптвахту. Были и «веселые» случаи. Андрюша в самоходах уходил далеко, за двадцать километров, в женское спецобщежитие г.Заволжье, где «мотали срок» на поселении осужденные советскими судами женщины. Андрюша по веревкам проникал на верхние этажи общаги, где его встречали и прятали любящие девушки. Лейтенанты прочесывали общежитие, ломились в комнату, где был Андрюша, а он им жалобно кричал через дверь, - Товарищи командиры! Будьте мужиками. Дайте кончить! Мужики ждали, а потом, после добровольной сдачи, везли Андрюшу на губу. По хорошему, рядового Митрофанова, давно надо было отправить в дисбат за самоволки, «но выходить на корпус» с такой мелочевкой было несерьезно, в корпусе хватало других, громких уголовных дел.
Отличилось и Правдинское ОБАТО. Хранилище вещевого склада своим торцом примыкало к автопарку. Хранилище было старое, и через чердачное окно, со стороны автопарка в него залезли солдаты, «проделали» дыру в потолке и влезли в закрома. Начальник вещевого склада, старший прапорщик Медведев, убыл в отпуск. На двери склада висела печать, стоял часовой РО, а через чердак со стороны автопарка склад «грабили». Залезло туда в итоге человек пятнадцать солдат автомобильной и электро-газовой роты. У водителей под сиденьями хранились летные кожаные куртки, пошла продажа курток в д.Рылово, а старшины с удивлением обнаруживали в солдатских тумбочках упаковки «подшивы» и кучи значков «Отличник ВВС». Началось следствие. Определили двух крайних, которые первыми проделали проход и показательно посадили на общий режим в «зону» на 4,5 и 3,5 года. На них же повесили всю недостачу по складу, много курток под сиденьями «пришли в негодность», а много не нашли. Пацаны на суде в клубе еще плохо понимали, что с ними происходит, а когда после суда их под автоматами посадили в летный автобус, чтобы увозить в «зону», заревели в голос.
По выходным гауптвахта набивалась пьяными солдатами со всех частей, пьяные бойцы нервничали, орали здравицы в адрес командиров и разбивали табуретки о двери закрытых камер. Комендант Майструк это очень не любил, и за разбитые казенные табуретки утром разбивал смутьянам носы. На губе была отдельная камера для прапорщиков «улучшенной планировки», и в нее тоже попадали клиенты.
Обстановка с воинской дисциплиной в Вооруженных Силах СССР к 1985 году докатилась до крайнего предела. Осенью 1985 года вышло секретное Постановление ЦК КПСС «О мерах по укреплению воинской дисциплины в СА и ВМФ». Постановление обсуждали на закрытых партийных собраниях, но результатов по Московскому округу ПВО не было.
Дежурный по части в ОБАТО решал сложнейшую задачу. Дежурная нагрузка на офицеров и прапорщиков была очень большая. В ОБАТО ежедневно заступали в наряд: дежурный по части, начальник караула, дежурный по парку, дежурный по АТО, через два дня на третий дежурный по столовой. Шесть нарядов в месяц было минимумом, кроме ответственных по подразделениям. В летный день солдаты (240 человек) растекались по паркам и аэродрому и на вечерней поверке было крайне сложно расписать все фамилии отсутствующих. В отсутствие старшин, поверку проводили сержанты или солдаты, и в их списках расходов оставались вопросы. Дежурный по части должен был держать под контролем два этажа казармы, автопарк, аэродромный парк, столовую, караул, подсобное хозяйство, АКДС, АКЗС, склад ГСМ, если шла перекачка топлива, караул. Везде находились солдаты, зачастую одни. Нужно было пересчитать по койкам сто пятьдесят спящих и не спящих. Нужно было отмечать прибывающих из парка с обеспечения полетов, а они часто оставались в парке ремонтировать машины. И нужно было выделить час на проверку караула. На этот ночной час казарма оставалась на «честном слове». Ошибки дежурных обходились дорого. После полетов не пришел в казарму дембель, рядовой Юзва из ЭГР, остался в парке «ремонтировать машину», а утром его нашли повешенным на АКДС.
А авиационный полк полным ходом переучивался на МИГ-31. По новым штатам все начальники групп обслуживания стали капитанами, и открывающиеся новые перспективы в службе, и новейшая техника, которую ждали, поднимали авиаторам настроение. Отличный полк шел к новым рубежам. И под рев турбин, продолжало делать свою нелегкую тыловую работу Правдинское ОБАТО, в котором менялись командиры и начальники, в котором продолжали не успевать за взлетающим полком и в котором платили солдатскими жизнями за собственное головотяпство и медлительность решений вышестоящих штабов.
