Великая Отечественная война: июньская катастрофа глазами...

О начале войны написаны тысячи книг и исследований. "Поднять" этот материал физически невозможно. Остается одно, придерживаться какой-то одной или нескольких версий тех трагических событий. Можно посмотреть на июнь 1941 года и все, что ему предшествовало глазами руководителей советского государства, из "ближнего круга" И.В.Сталина, и военачальников верхнего эшелона. Верить их запискам или нет, вопрос? Но они их написали, некоторые сами, некоторые с помощниками. И посмотреть на их оценку событий 1941 года представляется интересным.


Микоян А.И. - член Политбюро, Зам. Главы правительства СССР
militera.lib.ru/memo/russian/mikoyan/index.html






Просчет Сталина в оценке военно-политической обстановки, сложившейся перед началом войны, необъясним. Ведь ему было известно, что у нашей запад-ной границы сосредоточивается огромное число гитлеровских войск (в июне 1941 г. — 190 дивизий, более 3500 танков и свыше 50 тыс. орудий). Уже это одно обстоятельство говорило о необходимости немедленно привести Красную Армию в боевую готовность. Вместо этого 14 июня 1941 г. было опубликовано сообщение ТАСС о том, что "по данным СССР, Германия также неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы". За день до этого текст заявления ТАСС был передан германскому послу в Москве Шуленбургу. Но германская печать даже не упомянула об этом заявлении ТАСС, что лишний раз со всей очевидностью свидетельствовало об истинных намерениях Гитлера.
Однако Сталин упорно продолжал считать, что войны именно тогда не будет. Советские войска переезжали в летние лагеря, проводили полевые учения, а многие офицеры находились в отпусках. Сталину не хотелось войны, и это свое нежелание, эту свою концепцию он возводил в факт, в который верил и которого неуклонно придерживался, несмотря на то, что этот факт шел вразрез с реальной обстановкой. Мы пытались переубедить его, но это было невозможно.


Иной раз спрашивают: занимался ли Сталин подготовкой страны к обороне и к войне? Принимал ли он необходимые меры для этого?
Неправильно и глупо было бы утверждать, что он не заботился об обороне страны. Он, конечно, принимал те меры, которые он считал необходимыми. Но он исходил из того, что ранее 1943 г. Гитлер не начнет войну.
Спрашивают: насколько он был компетентен в вопросах подготовки страны к обороне и к войне? Понимал ли он вообще в этом деле?
Я бы сказал, он понимал не меньше, чем должен понимать любой политический деятель в его положении. Может быть, несколько больше знал, поскольку быстро все схватывал и память у него была хорошая. Он запоминал все то, что слышал. Он мыслил логически и мог из малого количества фактов сделать вы-вод. Правда, не всегда правильно это делал, но считал для себя бесспорным вывод, им сделанный.


В чем можно обвинять Сталина и в чем он виноват действительно в области подготовки страны к обороне?
В том, что он не имел правильного представления, что на самом деле необходимо для того, чтобы не уступать фашистам в военной подготовке. В том, что самые грамотные, самые опытные, в военном отношении самые образованные военные руководители, которые читали военную литературу, писали сами, которые следили за развитием иностранной военной техники, знали германскую армию — Тухачевский, Уборевич и вместе с ними еще большая группа военных, почти все командующие округами, все начальники управления, которые заказывали вооружение, составляли программу вооружения армии, типы вооружения, которые разрабатывали уставы Красной Армии, обучали боям, тактике наступления и отступления (ибо не бывает войны без отступления, нельзя обучать только наступлению, ибо отступление бывает необходимым), — все эти кадры были ликвидированы. И это не десяток, а на несколько порядков больше, причем самых выдающихся. Навсегда выбыли из строя 30 тыс. офицеров. Репрессировано же было около 40 тыс. офицеров, но около 10 тыс. вернули в строй, когда началась война. То есть к началу войны наша армия лишилась 40 тыс. высших и средних командиров. Не тронули только тех, кто был в 12-й армии, то есть тех, кто был со Сталиным в Царицыне: Ворошилов, Буденный, Тимошенко, Тюленев, Щаденко, Мехлис, Кулик. Каганович, кстати, тоже был там, и это помогло росту его положения в партии.
Была разгромлена военная разведка, арестованы и ликвидированы руководители разведки как в центре, так и за границей.
От кого и откуда Сталин после этого мог узнать, что необходимо сделать для обороны страны, чтобы не быть слабее фашистов в техническом отношении и в стратегии? Таких людей или не осталось или почти не осталось в Наркомате обороны. Освободившиеся посты заняли выдвиженцы. Одни — неспособные, вроде Кулика и Щаденко; другие — способные, но еще не опытные, сразу поднявшиеся с низших до высших ступеней руководства, скажем, Жуков.



К оценке А.Микояна можно добавить интересный факт, подмеченный Н.С.Хрущевым. Сталин кроме Сочи из Москвы никуда не выезжал. "Царицинская группа" давала ему информацию.

Maikl пишет: ...

Опохмелись сначала.
Нечем заняться в Новый Год?
Снежки там всякие, БАБы ( можно и не снежные)...
Про Правдинск напиши...лучше получается...
Это по доброму...

Ничего нового(хоть и от Микояна)про начало войны я не узнал,но в памяти освежил.Действует лучше опохмелки.Новогодняя шутка...

Хрущев Н.С. 1-й секретарь ЦК КП Украины, Член Политбюро
www.hrono.ru/libris/lib_h/hrush16.php

Мы обратились к Сталину с просьбой разрешить нам временно мобилизовать
150 тыс. или больше колхозников, вывести их на границу, сделать
противотанковые рвы и другие земляные работы по укреплению границы.
Но Сталин запретил это делать, сказав, что это может послужить причиной провокаций.
Очень нервно он нам ответил.
Чем я объясняю такое поведение Сталина? Думаю, что он тоже все видел и
понимал. Когда был подписан договор с Риббентропом, Сталин сказал: "Ну, кто
кого обманет? Мы обманем Гитлера!". Он все брал на себя. Это была его
инициатива, он решил, что обманет Гитлера. А когда мы уже получили урок в
войне с финнами, и не в нашу пользу, когда немцы легко разгромили войска
французов и англичан и довольно успешно вели воздушные операции против
англичан, бомбили города и промышленность Англии, тут он уже по-другому
рассматривал возможный исход войны и боялся ее. В результате этой боязни он
и не хотел ничего делать, что могло бы обеспокоить Гитлера. Поэтому он
нажимал, чтобы аккуратно вывозили в Германию все, что по договору было
положено: нефть, хлеб и я не знаю, какие еще товары.
Возможно, он думал, что Гитлер оценит, как аккуратно выполняем мы свои
обязательства, вытекающие из этого договора. Может быть, он думал, что
Гитлер откажется от войны против нас? Но это нелепость. Она была
продиктована неуверенностью, а может быть, даже и трусостью. Трусость
вытекала, как я уже говорил, из того, что мы показали свою слабость в войне
с финнами, а немцы показали свою силу в войне с англичанами и французами.
Эти события и породили вот такое состояние Сталина, когда он как-то потерял
уверенность, потерял оперативность в руководстве страной.

У нас сложилась такая практика: если тебе не говорят, то не спрашивай.
Считалось, что эти вопросы знать не обязательно. Но ограничение и отбор информации, которая давалась членам
Политбюро, определялись Сталиным.

Внешние проявления глубоких переживаний, волнения Сталина мною
воспринимались по-человечески, потому что, действительно, такая прорва
нависала над нашей страной.
Угроза была, я бы сказал, самой реальной за всю историю существования СССР. Смертельная угроза нависла над
Советским Союзом. Крупные страны: Германия, Италия и Япония - объединились
против него.
Поэтому вполне понятно волнение Сталина. Он чувствовал, что надвигается
угроза. Справится ли наша страна? Справится ли наша армия? Опыт Финляндской
войны показал ее слабость. Это еще больше давало повода для волнений. Не
случайно же, что в результате лишь такого состояния армии мы понесли тогда
огромные потери! В ответ было заменено военное руководство: смещен Ворошилов
с поста наркома обороны и назначен новый нарком, Тимошенко. Все это надо
представить себе, потому что отношения между Сталиным и Ворошиловым были
мало сказать дружескими: я всегда видел их вместе, они были неразлучны. Если
Сталин пошел на это, то можно себе представить, как был он поражен слабостью
нашей армии в войне с финнами!

Военные парады и маневры, которые проводились, играли большую
положительную роль. Но они играли и отрицательную роль в том смысле, что
расхолаживали волю и успокаивающе действовали на всех, скрывая недостатки,
которые имелись в Красной Армии. Видимо, Сталин эту сторону недооценил. Он
неправильно оценивал боеспособность нашей армии, находясь под впечатлением
кинокартин, в которых показывали парады и военные маневры. Сталин давно
почти ничего живого не видел. Он не выезжал никуда из Москвы. Из Кремля
выезжал только на дачу и в Сочи, а больше никуда. Соответствующую информацию
получал только через Ворошилова. Тот, конечно, докладывал, как он сам
понимал, а он тоже переоценивал Красную Армию. Считал, что она находится
на высоком уровне и может легко отразить гитлеровское нашествие.
Поэтому перед войной многое так и не было сделано.

Я не знаю, что больше подорвало нашу армию, - недостаток
вооружений или слабость кадров. Безусловно, и то и другое. Что в большей
степени, сейчас трудно сказать,
А слабость в кадрах всем известна, и причины ее известны. Кадры были
перебиты как "враги народа". Теперь этим "врагам народа", которых тогда
"прорабатывали" по всей стране, ставят памятники. Если бы эти люди
находились во главе армии, когда Гитлер готовился напасть на нас и еще
значительно раньше, чем он напал, то их ум, их энергия были бы использованы
для подготовки армии, обучения ее и накопления средств ведения войны.
Особенно успешно занимался этим Тухачевский. Я убежден, что если бы он не
был казнен, а продолжал бы свою деятельность как заместитель наркома
обороны, то такого положения в начале войны с вооружением не было бы. Он
любил, понимал и ценил военные новинки.
Если взвешивать на аптекарских весах, чья вина здесь больше -
Ворошилова или Сталина, я бы сказал: здесь равная вина и Ворошилова, и
Сталина. Может быть, с перевесом в большую сторону вина Сталина.



Упустили время. Я объясняю это провалом воли Сталина, его деморализацией победами,
которые Гитлер одержал на Западе, и нашей неудачей в войне с финнами. Он
стоял уже перед Гитлером, как кролик перед удавом, был парализован в своих
действиях. Это сказалось и на производстве вооружения и на том, что мы не
подготовили границу к обороне. Мы боялись, что наши работы будут замечены со
стороны немцев и это может вызвать войну. Так же нельзя мыслить! Война была
уже неизбежна. Когда мы подписывали договор с Гитлером, то вопрос стоял
только об очередности, мы выигрывали время. Война начиналась не на Востоке,
а на Западе. Но мы знали, что война неизбежно придет к нам. Думаю, что,
когда Сталин подписывал договор, он это понимал, а потом вдруг утратил
способность правильно оценивать события. Думаю, что он был деморализован,
был парализован в своих действиях, и вот результат: мы не использовали всех
тех возможностей, которые имели.

Повторяю, что в моральном отношении Сталин был просто парализован
неизбежностью войны. Он, видимо, считал, что война приведет к неизбежному
поражению СССР.

Когда командующим в войска Белоруссии был назначен Павлов, я даже не
знал о такой перестановке, что тоже характерно, хотя был членом Политбюро.
Но ни у кого Сталин не спрашивал совета и ни перед кем не отчитывался. Он
отчитывался только перед своей совестью.

Когда начала надвигаться война, Сталин стал совершенно другим.
Возвращаюсь к тому, что Сталин перед войной стал как бы мрачнее. На его лице
было больше задумчивости, он больше сам стал пить и спаивать других.
Буквально спаивать! Мы между собой перебрасывались словами, как бы поскорее
кончить этот обед или ужин. А другой раз еще до ужина, до обеда говорили:
"Ну, как сегодня - будет вызов или не будет?". Мы хотели, чтобы вызова не
было, потому что нам нужно было работать, а Сталин лишал нас этой
возможности. Обеды у него продолжались иногда до рассвета, а иной раз они
просто парализовали работу правительства и партийных руководителей, потому
что, уйдя оттуда, просидев ночь "под парами", накачанный вином человек уже
не мог работать.
Берия тут вертелся с шутками-прибаутками. Эти шутки-прибаутки
сдабривали вечер и питие у Сталина. Берия и сам напивался, но я чувствовал,
что он делает это не для удовольствия, что он не хочет напиваться и иной раз
выражался довольно резко и грубо, что приходится напиваться. Он делал
так из угодничества к Сталину и других принуждал: "Надо скорее напиться.
Когда напьемся, скорее разойдемся. Все равно так он не отпустит". Я понимал,
что такая атмосфера создалась в результате какого-то вроде бы упаднического
настроения. Сталин видел надвигавшуюся неумолимую лавину, от которой нельзя
уйти, и уже была подорвана его вера в возможность справиться с этой лавиной.
А лавиной этой была неотвратимая война с Германией.


Сталин, думаю, страдал тогда болезнью одиночества, боялся пустоты, не
мог оставаться один, и ему обязательно нужно было быть на людях. Его голову,
видимо, все время сверлил вопрос о неизбежности войны, и он не мог побороть
страх перед нею. Он тогда сам начинал пить и спаивать других с тем, чтобы,
как говорится, залить сознание вином и таким образом облегчить свое душевное
состояние.
Это мое впечатление. Но я думаю, что оно правильное, потому что раньше
я подобного за ним не замечал. Я бывал на обедах у Сталина, когда работал
еще секретарем Московского городского комитета партии. Это были семейные
обеды, именно семейные, на которые приглашались я и Булганин. Сталин всегда
говорил в шутку: "Ну, отцы города, занимайте свои места". Это был
действительно обед. Было там и вино и все прочее, но в довольно умеренном
количестве. И если человек говорил, что не может пить, то особенного
принуждения и не было.

Конечно, я не знал, что начнется война 22 июня, но в воздухе уже
чувствовался треск разрядов предвоенного напряжения. Я понимал, что вот-вот
начнется война. Я не знал, что докладывала разведка, потому что Сталин
никогда не говорил о результатах ее работы. Вообще никаких заседаний на этот
счет, никаких обсуждений готовности страны к войне не было. Это тоже было
большим недостатком и, я бы сказал, большим злоупотреблением со стороны
Сталина: он брал все на свои плечи и все решал сам. А решал он, как показало
начало войны, плохо.




"Воспоминания" Н.С.Хрущева. Как к ним относиться? В отличие от других, Хрущев свои воспоминания начитывал на магнитофон на своей даче после снятия с должности ( "гопереворота"). Воспоминания Хрущева не трогала цензура. В Политбюро был переполох, когда узнали, что Хрущев занялся мемуарами. Его привезли в Кремль, где состоялся тяжелый разговор с М.Сусловым. У Никиты Сергеевича после разговора с Сусловым случился сердечный приступ. Но "разговор на магнитофон" он продолжил. Видно, что в вопросах репрессий Хрущев сразу уходит в сторону, хотя на Украине репрессии шли под его чутким руководством. Но состояние Сталина перед войной он показал один. Правильно он это состояние вождя определил или нет? Хрущев пишет, что это его впечатления.
Но главное он отмечает:

Сталин брал все на свои плечи и все решал сам.

в моральном отношении Сталин был просто парализован
неизбежностью войны. Он, видимо, считал, что война приведет к неизбежному
поражению СССР

Когда начала надвигаться война, Сталин стал совершенно другим, перед войной стал как бы мрачнее. На его лице
было больше задумчивости, он больше сам стал пить и спаивать других.

Он неправильно оценивал боеспособность нашей армии,

Сталин давно почти ничего живого не видел. Он не выезжал никуда из Москвы. Из Кремля
выезжал только на дачу и в Сочи, а больше никуда. Соответствующую информацию
получал только через Ворошилова. Тот, конечно, докладывал, как он сам
понимал, а он тоже переоценивал Красную Армию.

Хрущев с Микояном сходятся в одном. Кадры в высшем военном руководстве вокруг Сталина "не те", "не способные". Ворошилов и Тимошенко. А способный Б.М.Шапошников в присутствии Сталина не имеет своего мнения.





А.Микоян
После финской Сталин сделал "козлом отпущения" Ворошилова: предложил снять его с поста наркома обороны и перевести в Совнарком, "выдвинув" на должность своего за-местителя и возложив на него руководство вопросами культуры. Для наивных людей это могло показаться выдвижением. Культура тоже почетная область ра-боты, но это было смешно по отношению к Ворошилову. Почти накануне войны Ворошилова, военного политического деятеля, отстранили от армии, назначив вместо него для "укрепления" армии Тимошенко, который, наверное, никаких книг никогда не читал. Я его помню по Северному Кавказу — командиром кавалерийской дивизии Конной армии. Он из крестьян, лично храбрый, умел с крестьянами и солдатами разговаривать, был отличный кавалерист. Ворошилов сам в военном отношении не был силен, но все-таки он был командующим военным округом много лет, почти 15 лет был наркомом обороны после Фрунзе. Какой-то опыт, знания накопил. Он способный был человек, схватывал дело, кое-что понимал. Но Тимошенко по сравнению с Ворошиловым — это небо и земля и в военном, и в политическом отношении. Ворошилов — старый большевик, разбиравшийся в политике, многолетний член Политбюро, пользовавшийся авторите-том в партии и в армии. И вдруг накануне войны с Германией его отстраняют от военных дел и заменяют Тимошенко!


При этом Начальник Генерального штаба "как фигура", Сталиным игнорируется.

С Начальником Генерального штаба после отстранения Б.М.Шапошникова начинается "чехарда". Ставить некого! Отстранение Шапошникова Сталин объяснил его частыми болезнями. Но причина была не болезнь.

Мерецков К.А.:
militera.lib.ru/memo/russian/meretskov/index.html

август 1940 года, до войны считанные месяцы

Вдруг Сталин сказал:
— Нам нужен сейчас более молодой начальник Генерального штаба с неплохим здоровьем. Товарищ Шапошников стал частенько прихварывать. Кроме того, возникла необходимость использовать его на другой работе. Идет большое строительство укрепленных районов. Мы могли бы сделать Бориса Михайловича заместителем наркома по их сооружению. Как вы думаете, товарищи, кого можно назначить на пост начальника Генерального штаба? Жду ваших рекомендаций.
Неожиданно для меня присутствующие стали называть мою фамилию, мотивируя это тем, что я имею специальную подготовку, участвовал в боях, был командующим округами и уже работал в Генеральном штабе. И. В. Сталин спросил мое мнение. Я стал категорически отказываться, ссылаясь на то, что работа эта сверхтяжелая, а опыта у меня для такой работы еще недостаточно.
— Вот что, — сказал Сталин, — мы с вами условимся так. вы приступайте сейчас, немедленно к работе, а как только подберем другую кандидатуру, заменим вас. Обижать вас не станем, вы получите соответствующее назначение. На этом и кончим сегодня.

Эта подборка лично для меня гораздо интереснее.

О причинах отстранения Б.М.Шапошникова от должности Начальника Генеральнльного штаба написал Василевский А.М.
militera.lib.ru/memo/russian/vasilevsky/index.html

Дело в том, что в августе 1940 года на должность начальника Генерального штаба был назначен генерал армии К. А. Мерецков.

О том, что предшествовало перемещению Б. М. Шапошникова, я знаю со слов Бориса Михайловича. Как он рассказывал, И. В. Сталин, специально пригласивший его для этого случая, вел разговор в очень любезной и уважительной форме. После советско-финского вооруженного конфликта, сказал он, мы переместили Ворошилова и назначили наркомом Тимошенко. Относительно Финляндии вы оказались правы: обстоятельства сложились так, как предполагали вы. Но это знаем только мы. Между тем всем понятно, что нарком и начальник Генштаба трудятся сообща и вместе руководят Вооруженными Силами. Нам приходится считаться, в частности, с международным общественным мнением, особенно важным в нынешней сложной обстановке. Нас не поймут, если мы при перемещении ограничимся одним народным комиссаром. Кроме того, мир должен был знать, что уроки конфликта с Финляндией полностью учтены. Это важно для того, чтобы произвести на наших врагов должное впечатление и охладить горячие головы империалистов. Официальная перестановка в руководстве как раз и преследует эту цель.

— А каково ваше мнение? — спросил Сталин.

Исключительно дисциплинированный человек, Борис Михайлович ответил, что он готов служить на любом посту, куда его назначат. Вскоре на него было возложено руководство созданием оборонительных сооружений, он стал заместителем наркома обороны и направлял деятельность Главного военно-инженерного управления и управления строительства укрепленных районов.

Для нас, работников Генштаба, причина перевода Б. М. Шапошникова на другую должность осталась непонятной. Не скрою, мы очень сожалели об этом.

Я думаю, что дело не в международном общественном мнении, на которое Сталин "чихать хотел". Обиделся друг - Клим Ворошилов. Его сделали "козлом отпущения" за финскую кампанию. Сняли с должности Наркома Обороны. Составили разгромный акт состояния РККА.Естественно тов. Ворошилов поставил перед Сталиным вопрос, почему ответил за все он один? Но если Ворошилова заменили на Тимошенко, то Шапошникова заменить было не кем. Мерецкова фактически "за уши" притащили на должность Начальника Генерального штаба с приставкой ВРИО, пока не подберут другого. Мерецков чувствовал перед надвигающейся войной, какое "ярмо" ему вешают.


Отстранили К.Мерецкова от должности Начальника генерального штаба также неожиданно, как назначили.

К.А.Мерецков
В начале января 1941 года большинство участников совещания разъехалось по местам. Группа руководящих работников осталась на оперативную игру на картах. Присутствовали секретари ЦК ВКП(б) Г. М. Маленков и А. А. Жданов. [200]

Руководил игрой лично нарком обороны. Оперативная игра прошла чрезвычайно интересно и оказалась очень поучительной.

По окончании игры планировался ее разбор, причем для подготовки к нему отводились сутки. Но вдруг небольшую группу участников игры вызвали в Кремль. Заседание состоялось в кабинете И. В. Сталина. Мне было предложено охарактеризовать ход декабрьского сбора высшего комсостава и январской оперативной игры. На все отвели 15 — 20 минут. Когда я дошел до игры, то успел остановиться только на действиях противника, после чего разбор фактически закончился, так как Сталин меня перебил и начал задавать вопросы.

Суть их сводилась к оценке разведывательных сведений о германской армии, полученных за последние месяцы в связи с анализом ее операций в Западной и Северной Европе. Однако мои соображения, основанные на данных о своих войсках и сведениях разведки, не произвели впечатления, Тут истекло отпущенное мне время, и разбор был прерван. Слово пытался взять Н. Ф. Ватутин. Но Николаю Федоровичу его не дали. И. В. Сталин обратился к народному комиссару обороны. С. К. Тимошенко меня не поддержал. Более никто из присутствовавших военачальников слова не просил. ИВ. Сталин прошелся по кабинету, остановился, помолчал и. сказал:

— Товарищ Тимошенко просил назначить начальником Генерального штаба товарища Жукова. Давайте согласимся!

Возражений, естественно, не последовало. Доволен был и я. Пять месяцев тому назад И.В. Сталин при назначении моем на тот же пост обещал заменить меня, когда найдет подходящую кандидатуру. И вот он сдержал обещание, Я возвратился на должность заместителя наркома обороны и опять погрузился в вопросы боевой подготовки войск. Георгия, Константиновича Жукова я считал одним из наиболее подготовленных наших военачальников для работы, начальником Генерального штаба.


Руководство Генштабом для К.Мерецкого даром не прошло.

На второй день войны, 23 июня 1941 года, К. А. Мерецков был арестован на основании показаний арестованных в 1937—1938 годах командарма 1-го ранга И. Ф. Федько, армейского комиссара 1-го ранга П. А. Смирнова, флагмана флота 1-го ранга В. М. Орлова, командармов 2-го ранга Н. Д. Каширина и И. А. Халепского, армейских комиссаров 2-го ранга А. С. Булина и М. М. Ланды, комкоров В. Н. Левичева, С. А. Меженинова и С. П. Урицкого, комдивов П. П. Ткалуна, С. И. Венцова-Кранца и Е. С. Казанского, комбригов М. Л. Ткачёва и К. И. Янсона и полковника Б. М. Симонова, а также арестованного накануне генерал-лейтенанта авиации Я. В. Смушкевича; кроме того И. П. Уборевич ранее дал показания, что лично завербовал Мерецкова в антисоветскую военную заговорщическую организацию[4].

Обвинялся по статье 58, пункты 1 «б», 7, 8, 11 УК РСФСР. Содержался в Лефортовской тюрьме[5]. Следствие вели Л. Е. Влодзимирский, Л. Л. Шварцман, Б. В. Родос и В. Г. Иванов[4]. Мерецков подвергался «физическим методам воздействия»[6]. Сестра Ольги Берггольц Мария Берггольц опубликовала записи своих бесед с бывшими сослуживцами маршала, один из которых свидетельствовал, что зимой 1941 у Мерецкова был конфликт со следившим за ним сотрудником Особого отдела, которому Кирилл Афанасьевич заявил, что ему жить не хочется и что особисты в НКВД мочились ему на голову[7]. По свидетельству сослуживца О. Ф. Сувенирова генерал-майора А. И. Корнеева, лично присутствовавшего при разговоре И. Х. Баграмяна и С. К. Тимошенко, последний рассказал, что в личной беседе с Мерецковым на его вопрос о том, почему он себя оговорил, Маршал заявил, что над ним издевались, «дубасили», а в случае дачи показаний обещали не трогать семью[8]. На предварительном следствии Мерецков признал себя виновным. В ходе следствия 15 июля 1941 ему была организована очная ставка с А. Д. Локтионовым, на которой Локтионова сильно избивали в присутствии Мерецкова; при этом Мерецков уличал Локтионова в участии в военно-фашистском заговоре и убеждал подписать признательные показания[4].

28 августа Мерецков написал письмо Сталину с просьбой направить его на фронт[5][9]. 6 сентября «освобождён на основании указаний директивных органов по соображениям особого порядка». Считается[5], что Мерецков был освобождён по распоряжению Сталина, что наиболее вероятно, однако документальных подтверждений этому не найдено[4].

Архивно-следственное дело № 981 697 в отношении Мерецкова уничтожено 25 января 1955 года на основании указания ЦК КПСС и распоряжения председателя КГБ при СМ СССР И. А. Серова, вследствие чего большинство подробностей дела неизвестны[4].


Вот и верь воспоминаниям, что Сталин 22 июня 1941 года впал в прострацию и у него была температура под сорок от ангины.
23 июня арестован К.Мерецков, 24 июня арестован на вокзале в Москве бывший Главком ВВС П.Рычагов, прибывший в Москву из Сочи "по тревоге".

Пока же констатируем факты:


ШАПОШНИКОВ Борис Михайлович
Начальник Генерального штаба РККА (май 1937 — август 1940)


МЕРЕЦКОВ Кирилл Афанасьевич
Начальник Генерального штаба РККА (август 1940 — январь 1941) - в должности 5 месяцев


ЖУКОВ Георгий Константинович
Начальник Генерального штаба РККА (февраль — июль 1941) - в должности до 22 июня 1941 года менее 5 месяцев

Сам Георгий Константинович писал позднее:

«Надо откровенно сказать, ни у наркома, ни у меня не было необходимого опыта в подготовке вооруженных сил к такой войне, которая развернулась в 1941 году, а, как известно, опытные военные кадры были истреблены в 1937—1939 годах.»

militera.lib.ru/memo/russian/zhukov1/index.html

При этом согласно Акта о приеме Наркомата Обороны Союза ССР
тов. Тимошенко С.К. от т. Ворошилова К.Е. состояние РККА неудовлетворительное, мобилизационные планы требуют постоянной доработки, а планы прикрытия государственной границы в западных округах не отработаны.

militera.lib.ru/bio/domank/11.html