masterdu пишет:

Константин 43 пишет: Первый бой матушки Кузнецовой: Ювенально-педофильское лобби идёт в атаку
... нет детской порнографии" и вообще Стерджес известный фотограф. Подобный скулеж от «деятелей искусства» и СМИ мы слышим всякий раз, когда нужно оправдать какую-то пошлость, и обычно он срабатывает, позволяя «заболтать» проблему.

Я не сторонник "пиндосов и педофилов", но я и не ханжа, поэтому прошу моих дорогих сотоварищей спокойно и здраво отреагировать на мой пост. Спасибо.

Дима,просто все-Стёрджс-ПЕРВЫЙ ПРОБНЫЙ МЯЧ..стоит дать слабину, и толерасты полезут из всех щелей..а дальше - то же что сейчас в Европе..у тебя четверо детей-у меня двое-я хочу(и ты тоже-уверен),что бы они были НОРМАЛЬНЫМИ представителями ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СООБЩЕСТВА...а такие как Стёрджс меняют людям доминанту поведения,подменяют НАЗНАЧЕННОЕ ПРИРОДОЙ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ на ПУСТОТУ...
Говорил,говорю и буду говорить-ЛЮБАЯ ПРОПАГАНДА НЕНОРМАЛЬНЫХ СЕКСУАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ-ПРЕСТУПЛЕНИЕ ПРОТИВ РОДА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО...МЕРЗОСТЬ..и подлежит БЕЗОГОВОРОЧНОМУ УНИЧТОЖЕНИЮ.. иначе род человеческий КОНЧИТСЯ.
ВСЁ

Видел я фотографии этой выставки, там голые дети в сексуальных позах. Кто скажет, что эти "художественные произведения" сеют? Возвышают? Кто хотел бы видеть своих детей голыми? Нечего здесь обсуждать - овертон в действии. Спасибо чиновнице Кузнецовой, четко отреагировала.

Константин, т.е. ты был на этой выставке? Успел, таки?

masterdu пишет: Константин, т.е. ты был на этой выставке? Успел, таки?

Я не извращенец, смотрел несколько репортажей где показывали "высокохудожественные" фотографии американского специалиста. Нечего мне там делать - я в отличии от организаторов выставки «не способен увидеть прекрасное и вообще не обладаю тонким вкусом и дифференцированным подходом".

Гоблин о выставке карателей в Сахаровском центре
rusnext.ru/recent_opinions/1475178542


В Сахаровском центре открылась выставка фотографий белорусского фотографа Александра Васюковича, победившего на объявленном центром конкурсе «Прямой взгляд-2016». На фотографиях белорусского автора украинские каратели выглядят светлыми и улыбчивыми людьми, которые борются против «российской агрессии». Это те люди, которые устраивали провокации в Крыму, которые призывают уничтожить ДНР и ЛНР, которые призывают истребить все русское, все советское наследие, для которых Бандера — герой.

Прокомментировать провокационную выставку специально для сайта RusNext мы попросили ведущего сайта Oper.ru Дмитрия Пучкова (Гоблина):

Заметно всем и давно, что наш правящий класс поражен шизофренией. Он вот этого хочет, а вот этого не допускает. У него советская власть плохая и Сталин плохой, а из этого автоматически проистекает вывод, что все, кто против Сталина и против советской власти, — они хорошие.

Вот, например, Маннергейм. Воевал против Сталина — замечательный человек. Надо ему мемориальную табличку повесить в городе Санкт-Петербурге, некогда Ленинграде. Они не говорят о том, что этот Маннергейм совместно с нацистами замыкал блокаду Ленинграда с севера, что это он, Маннергейм, умертвил в Ленинграде миллион человек — его стараниями они умерщвлены с помощью голода. Нет, это, оказывается, замечательный русский офицер, который заслуживает того, чтобы ему на военном училище повесили памятную табличку.

Вот этот людоед и убийца, оказывается, хороший российский офицер. А что в нём хорошего, в этом российском офицере? — может задать себе вопрос гражданин России. А ему ответят: а хорошее в нём то, что он убивал советских — не русских он, мол, убивал, обращаю ваше внимание — он убивал советских, а их убивать — "надо".

Говорят, у нас нет идеологии, в Конституции прописан запрет на нее? По факту - есть, это антисоветизм, это оплевывание подвигов предков.

А вы говорите - Бандера, Шухевич... Чем они плохие? Они же за независимость Украины боролись, о чём они всем и сообщают, в том числе против "кровавого Сталина". А нам сообщают: да-да-да, Сталин, безусловно, кровавый, и все, кто против него боролись, они замечательные, светлые, хорошие люди.

И все, что мы видим — вот эти выставки разнообразных уродов, — это лишь следствие странной позиции нашего правящего класса.

Вот, например, Маннергейм. Воевал против Сталина — замечательный человек. Надо ему мемориальную табличку повесить в городе Санкт-Петербурге, некогда Ленинграде. Они не говорят о том, что этот Маннергейм совместно с нацистами замыкал блокаду Ленинграда с севера, что это он, Маннергейм, умертвил в Ленинграде миллион человек — его стараниями они умерщвлены с помощью голода. Нет, это, оказывается, замечательный русский офицер, который заслуживает того, чтобы ему на военном училище повесили памятную табличку.

Вот этот людоед и убийца, оказывается, хороший российский офицер. А что в нём хорошего, в этом российском офицере? — может задать себе вопрос гражданин России. А ему ответят: а хорошее в нём то, что он убивал советских — не русских он, мол, убивал, обращаю ваше внимание — он убивал советских, а их убивать — "надо".






Маннергейм Карл Густав Эмиль, фон, барон
Мемуары

В момент самых жестоких боев на Карельском перешейке я получил от начальника генштаба вооруженных сил Германии генерал-фельдмаршала Кейтеля письмо, в котором он предлагал, чтобы финская армия пошла в наступление на Ленинград с севера одновременно с наступлением немецких войск с юга. В письме также говорилось, что финским войскам следовало бы перейти в наступление на востоке Ладожского озера и форсировать реку Свирь с целью соединения с немцами, сражающимися на направлении Тихвина, но для обороны юго-востока Ладоги надо оставить мощную маневренную часть.

Когда по моей просьбе президент республики прибыл в Ставку, я доложил ему об обращении военного руководства Германии, повторив, что принял на себя обязанности главнокомандующего с тем условием, что мы не предпримем наступления на Ленинград. Я также подчеркнул, что, по моему мнению, форсировать Свирь едва ли в интересах страны.

Президент Рюти согласился со мной, и я 28 августа отправил отрицательный ответ генерал-фельдмаршалу Кейтелю. Что касается форсирования Свири, то немцы удовлетворились этим ответом, однако продолжали еще более настойчиво держаться за план нашего участия в наступлении на Ленинград. Поскольку я не мог выехать из Ставки для доклада президенту Рюти, я был вынужден попросить его приехать ко мне снова. Результатом переговоров с ним и на этот раз явилось письмо с отрицательным ответом, датированное 31 августа.

В тот же день армейские корпуса, действовавшие на Карельском перешейке, получили приказ не переходить оборонительной линии русских, которая проходила южнее старой государственной границы. Сама граница не стала окончательным рубежом нашего наступления по той причине, что для обороны больше была пригодна линия, которая была короче извилистой государственной границы.

Однако вопрос о наступлении на Ленинград не был снят с повестки дня. Спустя некоторое время, 4 сентября, ко мне прибыл из Ставки германских вооруженных сил самый доверенный человек генерал-фельдмаршала Кейтеля — генерал Йодль, которому было поручено убедить меня в том, что Финляндия обязана принять участие в этой попытке. Я твердо придерживался своей точки зрения, и генерал Йодль, которому явно были даны строгие инструкции, не сдержавшись, воскликнул:

— Да сделайте хотя бы что-нибудь для демонстрации доброй воли!

Чтобы наши отношения с немцами не стали еще более напряженными и чтобы достичь, по возможности, положительного решения на проходивших в этот момент переговорах о поставке из Германии в Финляндию 15000 тонн зерна, я, вопреки своему желанию, согласился продумать вопрос о наступлении на Черную речку, находившуюся перед правым флангом наших войск. Однако и этот план не был осуществлен.

Вопрос о том, следует ли переходить старую линию государственной границы, возможно, вызвал оживленный обмен мнениями в правительственных кругах и в парламенте. Мне рассказывали, что министр финансов Таннер резко выступил против этой идеи. Я же, со своей стороны, не смотрел на эту проблему под таким острым углом, который, ко всему прочему, казался мне слишком формальным. Тот факт, что мир был нарушен, давал нам право продвинуться и дальше государственной границы и занять там позиции, если того потребует военная обстановка. Сопротивляясь участию наших войск в наступлении на Ленинград, я исходил прежде всего из политических соображений, которые, по моему мнению, были весомее военных. Постоянным обоснованием русских при нарушении границы Финляндии являлось утверждение, что независимая Финляндия якобы представляет собой угрозу второй столице Советского Союза. Поэтому нам разумнее было не давать противнику в руки оружия в этом спорном вопросе, который даже по окончании войны не был бы снят с повестки дня.

Что же касается перенесения военных действий в Восточную Карелию, то здесь ситуация была иная. Там мы не угрожали ни Ленинграду, ни Мурманской магистрали, как впоследствии и выяснилось. Захват Восточной Карелии нужен был для того, чтобы не дать противнику с построенных здесь опорных баз перенести войну на территорию Финляндии.

militera.lib.ru/memo/other/mannerheim/index.html