Поменяю, пожалуй, на время тему. А то некоторый дифферент обозначился…

ВИЛЬГЕЛЬМ ТЕЛЛЬ

«Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь…»

Уважаю я  наши народные приметы, потому что именно в них - вековая истина!  Соль рассыпал - к ссоре, рюмку с  тарелкой  разбил - на счастье, пересолил – влюбился, женщина на корабле – к несчастью, корабль без женщин – к «махровой гомосятине»!  
Мы ведь во всём стараемся увидеть какой-то символ и знак, хотя  иногда, наверное, нужно взять и просто признать: «Простите  меня люди добрые! 
Это  руки  у меня  не оттуда растут! 
Да и думаю я, порой, тем же местом откуда они растут!»
Ведь часто бывает так, что человек иногда просто жопой думает, а вокруг все твердят - интуиция, интуиция!
 В далёком, предалёком сегодня восемьдесят седьмом году, поступал я в  достославную (именно так выпускники часто называют между собой мою вторую ALMA MATER) - ВОЕННУЮ  ИНЖЕНЕРНУЮ  РАДИОТЕХНИЧЕСКУЮ АКАДЕМИЮ (АКАМЕДИЮ?) ПВО имени маршала Л.А. Говорова. 
Забавная  история из той, как я уже писал об этом раньше, моей  многотрудной  эпопеи. Поступить в эту нашу «цитадель радиолокационных знаний»  было очень  и очень непросто, практически невозможно, потому что абсолютно всё и за всех там было решено заранее. 
Это был, своего рода, просто конкурс «заоблачной высоты  толкачей». Но при этом к кандидатам предъявлялись ещё и жесточайшие требования по знанию предметов, особенно математики. Для её  сдачи нас пять дней с утра до вечера консультировали и натаскивали лучшие академические преподаватели. Они буквально «втрамбовывали»  в наши головы  бесценные знания, вот только  головы эти (особенно моя!) напрочь «на приём» не работали!  Рассказывали, что раньше, до нашего поступления,  экзамен по математике  проходил абсолютно без каких-либо предварительных консультаций. Буквально «с поезда», и народ это  очень метко (и ёмко) окрестил: «Голой жопой на штыки». 
Помню, во время этих консультаций, дабы «мозг не взорвался», через каждые полтора часа, нам  устраивали  двадцатиминутный  перерыв-перекур. 
Я в то время уже  не курил, поэтому нашёл себе другой слегка необычный способ успокоения нервов и стабилизации психики. Набрал полные карманы сосновых шишек, 
и стал молча бросать их на точность попадания в дупло дерева. «Офицерский люд» по своей натуре очень любопытен, поэтому увидев эту мою «агрессивную» настойчивость бросания, стал активно интересоваться процессом. Посыпались вопросы, мол, зачем, для чего и почему? Я, прикалываясь, «стебаюсь» и говорю, что, мол, у меня это выработанная и годами проверенная примета - чем больше точно попаду, тем гарантированней  лучше  сдам экзамен! Говорю это всё на полном серьёзе, чтобы ни один мускул на лице не дрогнул. 
На следующем перерыве  вместе со мной шишки бросали уже человек пять. Назавтра «бросающих» стало ещё больше. Их количество ежедневно увеличивалось практически в геометрической прогрессии и ко дню сдачи экзамена шишки метали-бросали почти все. Даже очередь к дуплу выстроилась! Но приметы, оказывается, работают избирательно. Это как, если тебе вдруг улыбнулась красивая девушка, то совсем не обязательно, что у вас с ней завяжется романтическое знакомство. Нужно просто срочно проверить застёгнута ли у тебя ширинка!
 К сожалению, и эта моя годами проверенная «железобетонная  примета»  не всем помогла, большинство  «срезалось» именно на математике. 
А может они, всё-таки, просто не верили, или не добросовестно  тогда бросали? Потому что после этого «Перл Харбора» экзамена по математике, почти половина из всех поступавших в Академию офицеров отправилась обратно в «полосатый рейс». Так мы прозвали сдачу спального матраса на склад и отъезд отчисленного горемыки обратно в воинскую часть. 
А я  до самого конца марафона поступления упорно и метко бросал и был успешно зачислен! 
«Терпение и труд» - «перетёрли»  всё!
На фото - мой выпуск в 1990 году. «Самый молодой и красивый» майор  во втором  ряду  (крайний справа)-это я.  Светлый мальчик в центре, сидящий рядом с Начальником Академии  генерал-полковником Стрельниковым  - мой старший сын Геннадий (ему уже сорок четыре нынче!). Генерал Стрельников обещал принять его в нашу Академию без экзаменов! Только вот эту фотографию  нужно было предъявить.                          
Нет уже  моей Академии, нет великого Союза ССР, нет многих людей с фотографии - осталась только Память (со слезами на глазах!) о самом светлом и, наверное, счастливом периоде в моей жизни…
 

«Худой и Киря - сгиньте тени!
Ба - вот знакомое лицо:
Проказник Джон - тупое рыло
Гребёт, как прежде на крыльцо.
В делах ему не ставь препоны -
Согнёт лапищами в дугу!
Сумеет обойти законы.
И тихо всё и ни гу-гу!»


Борис! Хочу предложить Сергею Хилько подумать над пьесой в стихах  о своей роте? Материала у вас достаточно.!

ilibrary.ru/text/5/p.1/index.html

И еще, уточни, сколько  из 11 роты отчислили ребят, причем ребят хороших.
Можете восстановить список отчисленных? Были ли отчисления после 3 курса?

Майкл, привет! Спасибо за добрые слова и интерес в наш (11ой роты 1980г.в.) «корпоративный» адрес. Но  приведённая тобой  цитата стихов не Сергея Хилько (Хили), а Димы Юндина (Дым Юн Дина). Просто поэтов у нас было «через одного»! 😊 Серёга  сейчас занят «выше крыше», даже на сайте почти не появляется. Только читает. Работает над новой поэмой про «Крым». А буквально месяц назад  состоялось  печальное мероприятие памяти событий с подводной лодкой «Курск». Он представил свою поэму о героях подводниках. Серёга большой молодец и наша общая гордость! Кстати, про нашу 11ую роту у него «вагон и маленькая тележка» материала. И поэма, и ода моему с ним 151ому учебному отделению и ещё много чего. Попробую собрать всё «до кучи» и «выложить» что-нибудь интересное. Отчисляли нас из училища до самого конца 5го курса. Документы на отчисление Аркадия Голуба  отправили вообще за месяц до нашего выпуска, но, Слава Богу, этого не произошло!  
В 1975ом нас набрали сто двадцать пять человек. Выпустилось  из нашей «чёрной сотни», по-моему, сто два человека. Большинство отчисленных были отличными ребятами! Именно так всегда и бывает! Такая вот у нас была грустная статистика. 
Ну, и «пару строчек» Серёгиных стихов. Это он  мне адресовал такое поздравление:

Я рассказал вам про Дедолко
И вот на целый год «завис».
И мне от этого неловко.
Ты уж прости меня, Борис!

Под встреч февральских впечатленьем
В Санкт-Петербурге, на Неве,
Я вспоминаю с возбужденьем,
Как мы когда-то, на Двине.

Курсантами встречали Лиго.
И плыли мимо нас плоты
С венками и цветами в Ригу.
Неспешно, плавно, как мечты…

О чём же мы с тобой мечтали?
Ну, память напряги, Борис!Реальностью мечты те стали?
Скорее вспомни, отзовись!

Хотелось ли тебе примерить
На плечи три больших звезды?
В своих руках держать и верить
Страны правления бразды?

Ну, как всё это преходяще
Не вечно это всё, Борис,
Живи и грезь лишь настоящим
Не поддавайся на каприз!

Как годы пролетели быстро…
А вот и снова юбилей.
Дни нашей юности лучистой
Не забывай. Давай, налей!

В уютной гавани семейной
Встречай с рассветом нежный бриз,
Легко иди по жизни бренной.
Здоровья и любви тебе, Борис!!!» 

Всем Мира и Добра! 😊 
 
Курсанты Хилько С.Н., Дедолко Б.Е., Голуб А.В.  Санкт-Петербург, 2023 год.
 

Пошалю, пожалуй, и улыбну Вас! Суббота на дворе…

ОСОБЕННОСТИ  КРИЗИСА  СРЕДНЕГО  ВОЗРАСТА

Отрывок из моего большого рассказа «ПОСТОЙ, ПАРОВОЗ». Немного его отредактировал и добавил пикантных подробностей. Напомню, что это было в одну из первых моих командировок в войска в качестве военпреда:

 «Вечером после стендовых испытаний, мы, вернувшись в гостиницу, основательно отметили успешное завершение основного этапа нашей командировки. Тесленко не пошёл, как всегда, ночевать к «родственникам» и остался за нашим холостяцким столом на весь «марафон» этого мероприятия - пьянки. Он крепко выпил и его немного «пробило» на  глубокие философские мысли, которыми он почему-то делился только со мной, заглядывая при этом в глаза и крепко держась за мой локоть. 
Мне, тогда двадцатишестилетнему «пацану»,  ещё абсолютно ничего не было известно о «кризисе среднего возраста».  В который вступил наш сорокавосьмилетний Алексей Филиппович. Поэтому, я в основном, молчал, изредка интуитивно, к месту ему поддакивая. Видимо Тесленко нашёл тогда во мне очень благодарного слушателя, потому что к концу нашего уже совсем «нетомного» вечера, он стал подымать очень «глубокие» жизненные темы. Например: «Вот скажи мне, Борь! Если мне запросто «дают» чужие жёны, значит и моя жена может вот также запросто «дать» чужому мужику?» 
Я молчал как «зарезанный партизан», даже не зная, что ему ответить. Потому что знал, понимал и был согласен только с первой половиной его вопроса. Для того чтобы «въехать» в смысл второй части вопроса, мне просто нужно было ещё пожить на этом свете лет двадцать, до уровня его «среднего возраста». Когда все разошлись, Филиппович мне по абсолютному секрету рассказал, что у него в этом гарнизоне возникли «некоторые проблемы-неприятности» по линии интимной жизни. Он, оказывается, был тот ещё «боец – ходок», и, находясь  здесь в командировке, занимался этим не покладая рук и некоторых других мужских частей тела. Меня тут же «накрыли» смутные подозрения насчёт происхождения  фингала под его глазом и я спросил об этом напрямик. Алексей Филиппович слегка смутился и ответил утвердительно. Неприятности в его интимной жизни возникли именно из-за её полной беспорядочности. Мне тогда, помнится, невольно вспомнились слова из какой-то песни о том, что «нам никогда не удаётся, держать пропорцию, невольно согреша, а потому душа сперва смеётся, а после стонет русская душа!» 
Филиппыч, сделав меня своей «жилеткой» и окончательно «присев» на мои благодарные уши, рассказал свою грустную историю любви и страсти, которая произошла с ним здесь, в Балабаново, а вчера вечером трагически закончилась…    
Алексей Филиппович, оказывается, хоть уже и был военным пенсионером, но почётный статус «мужика и настоящего офицера» по-прежнему не терял. Общеизвестно ведь, что «бывших» разведчиков, КГБшников и просто офицеров, по определению, не бывает! Потому что  мастерство и талант не пропьёшь никогда! Пропить (отпить?) можно только мозги! Приехав во главе бригады работать  в Балабановский Арсенал, Филиппыч, как большинство военных командировочных (да, наверное, и гражданских тоже?), сразу же стал искать себе пассию для получения основного «зачёта». А главным «зачётом» по командировке у всех «не вылезающих» из них специалистов всегда считалось обязательное (зачётное!) соблазнение представительницы прекрасной половины человечества. Причём «высшим пилотажем» такого «охмурения – соблазнения» было не вульгарное соитие  с легкодоступными женщинами «низкой социальной ответственности», 
а именно высокие, романтические отношения с «феминами», читавшими и знавшими наизусть Блока с Ахматовой и, при этом, загадочно пахнущие «туманами и эдельвейсами»! Правда, для получения абсолютно полноценного зачёта, секс с ними был обязателен! Наш военный пенсионер (тире Казанова) тогда напрочь отбросил все варианты соблазнения буфетчиц, официанток, продавщиц и пошёл непростым, и по-настоящему рыцарским путём - он для этого познакомился с начальницей секретного отдела воинской части. Дама была давно и серьёзно замужем, а в их маленьком военном городке все знали о ней только хорошее. 
Но не зря в народе говорят о мистическом женском возрасте СОРОК ПЯТЬ, когда «баба ЯКОБЫ опять»! По сути это тот же пресловутый «кризис среднего возраста», только «в квадрате», и у женщин. Вот так и встретились эти два одиночества, разожгли в гарнизоне «костёр». Наш Филлипыч с его «достоевщиной» в голове - «тварь ли я дрожащая, или право имею?», 
и  Ираида Степановна, метко прозванная Шехерезадой Степановной (не только по ассоциации с отчеством, но ещё и за её фантасмагорический шиньон на голове) «не па децски», а по-взрослому «задружили». «Шехерезада», вероятно, просто панически испугалась своей наступающей менопаузы и как та страстная бабушка из  анекдота, бросилась последний раз в омут открывшейся ей страсти. Всё у них сначала развивалось красиво и романтично, но ведь и «на старуху бывает порнуха» 
и на каком-то этапе их отношения вдруг переросли из просто «зачётных» в «запретно – шальные». Ситуацию усугубил муж, который вдруг заметил незнакомый блеск-задор в глазах похорошевшей Ираиды и стал слегка присматривать за своей благоверной. У всех влюблённых нет ни тормозов, ни осторожности, ни ума, по большому счёту. Этого всего, тем более, не было у наших достаточно возрастных любовников, да ещё в таком маленьком гарнизоне, где «не спрятаться, не скрыться», потому что там абсолютно всё насквозь прозрачно. В таких местах, чтобы что-то узнать про свою жену, достаточно встретить соседку и сказать ей, что она «гулящая» и ты тут же услышишь когда, где, с кем, и сколько раз «выступила» твоя благоверная половина. 
Уж и не знаю, как информация дошла до мужа «Шехерезады» (кстати, капитана третьего ранга в миру и на службе), скорее всего в виде сплетен и грязных разговоров, потому что он после получения компромата взял и хорошенько её поколотил. 
Я категорически против таких мер воспитания, но, со слов Филиппыча, Ираида Степановна сама была во всём виновата. Она  взяла и до мельчайших интимных подробностей рассказала «ЭТО» своему флотскому мужу «КАП ТРИ», который на заре своей службы служил на флоте и судя по-всему - «на пиратском»!
Для тех кто не в курсе, КАП ТРИ - это капитан третьего ранга во флотском обиходе, или майор у нас в войсках. 
Я всегда считал, что когда мужчины иногда хвастаются вещами, которых никогда не было, то у большинства женщин, при этом, полно  приключений  гораздо круче, но они никогда и ничего об этом не расскажут! 
Но этот случай  «не про» нашу Ираиду! Она, как член КПСС, решила, что именно так будет честно и 
по-партийному! 
А может она ещё и про некоторое интимное мастерство и совершенство нашего Филиппыча что-то «сказала-ввернула»? 
Который, по рассказам злых языков,  для неповторимости интима всегда полностью снимал с себя чувство стыда и вины!
«Ужос», короче, «случился» полный!
Муж, узнав все эти подробности, не выдержал, а просто взял и  «набил ей морду», чего раньше с ним никогда не случалось. 
У Шехерезады, при этом, «взыграло ретивое», как же так, она ведь не простая гарнизонная баба, каких «море», она ведь почти гарнизонная номенклатура – целый НАЧАЛЬНИК секретной части?! Подумала она подумала и побежала жаловаться Командиру части. Мужа после этого «разобрали» на собрании как ЛЕГО и «отшлифовали» всем офицерским коллективом. 
При этом, строго предупредили и «поставили ему на вид»! КАП ТРИ от такого позора ещё раз напился и снова набил «Шехерезаде»«морду лица»…   
 Вот тут мои «смутные подозрения» полностью развеялись и я понял, что в самый первый день, на приёме у Командира, видел эту тайную возлюбленную нашего Тесленко со следами побоев на лице. Алексей Филлипович подтвердил мою догадку, оказывается это был уже третий «мордобой», но «под раздачу» наш Казанова попал первый раз только вчера. 
«То ли ещё будет! Ой-ё-ёй» - мелькнули у меня в голове слова старой песни Пугачёвой. 
В ту ночь мне как-то совсем не спалось. Уж очень нешуточная «ситуёвина» складывалась на почве этой запретной любви. Вот ведь воистину «запретный плод по вкусу бесподобен, но для здоровья вреден всё равно!»…

Завтра продолжу, а то как я уже говорил, что если пишешь большое и «нечитаемое», то в головах  читателей возникает «непечатное»…😊
 
Младший военпред 1565 Военного Представительства Министерства Обороны СССР.

ОСОБЕННОСТИ  КРИЗИСА  СРЕДНЕГО  ВОЗРАСТА

А  на  следующее утро  в  наш монтажно-испытательный  комплекс   пришёл  сам  Командир части.  Выражение  лица   у  него  уже  было  «нецензурным».  Он  отвёл  в  сторону  Тесленко,  и  они  долго  говорили.  Со  стороны  было  видно,  что  Пётр  Иванович  (Командир) абсолютно  уверен,  что  удержать  человека  от  очередного  аморального  поступка можно только через страх.  Я  писал  выше,  что  ещё  на  первом  построении    увидел    в  Командире   что-то  от   питона  Ка  из  «Маугли»,  потому  как  он  буквально  гипнотизировал  офицеров, полностью  лишая  их  чувства реальности и воли  к  сопротивлению.    Командир   орал  на  нашего   Филиппыча  интенсивностью не меньше ста двадцати Децибел, которые обычно приводят к акустической    баротравме,  а  Филиппыч  стоял,  втянув  голову в  плечи,  молчал   и  на  наших глазах  уменьшался  в  размерах.  
Мне  при  виде  этого  зрелища грустно  подумалось ,  что    «обделаться  лёгким  испугом»  на этот раз Филиппычу   не  удастся.
«Знатно»  побушевав – побеседовав   со  своим  почти  безмолвным  оппонентом,  Петр  Иванович  любезно  попросил  меня  присоединиться  к  ним: «Военпред!  Иди сюда, поговорить надо!»  Когда  я   подошёл,  он   безо  всякой   «прелюдии  и  предварительных  ласк»  сразу же озадачил    меня,  нервно  рассказав,  что  «нет  повести  печальней  в  свете,  чем  муж,  который  взялся  за  мачете!»  Оказывается  КАП  ТРИ,  основательно  «подсев  на  стакан»,    ступил  «на  тропу  войны»  и  ежедневно  «охаживая»  Шехерезаду,  угрожает   её  убить  вместе  с  нашим седовласым  Ромео.  «У него  ведь  и   кортик  для этого есть!?»,  напомнил  Командир  про  основное  отличие  флотских  офицеров  от  нас,  армейских.  Да…  Кортик  (холодное оружие) рогатого мужа  наводил  на  очень грустные  мысли! «Капитан!  Я  прошу  его  немедленно  уехать из  гарнизона, а он  ноет,  что  ты тут   главный,  и  всё    зависит  от  тебя, пока не примешь изделие. Давай,  военпред!  Сделай  так,  чтобы  твой  Тесленко  уехал  прямо  сегодня.  А то комедия  уже  переходит  в  фарс  и трагедию. Не  хватало  мне  ещё   трупа  на  почве  этой  роковой  любви!» - нервно  продолжил  Пётр  Иванович.
«Но у  нас  ещё  работы  тут на  неделю! И  вообще…» - начал,  было  я,  но  Командир  коротко  (и, главное, аргументировано!)  приказал  нам  «валить»  наХ  прямо  сегодня.           Документы,  которые  предназначались  только  для  их части,  
я  подписал  уже буквально   минут  через  тридцать. 
А  ровно через  три  часа  мы   ехали  всей    заводской  бригадой  на  Курский  вокзал  столицы  нашей Родины автобусом, срочно  выделенном Командиром.  Поезда  в  нужную нам сторону тогда ходили  очень  часто, так  как это  был  единственный  путь  на юг страны, к  морю  и  в  республики  Закавказья.  
Нам  повезло,  и  мы   сразу  же купили  билеты  до  Краматорска  на  Ворошиловградский  поезд  (Луганск  на  моей  памяти  раза  два  менял название и становился Ворошиловградом). Поезд  отходил  часа  через  полтора,  поэтому мы  все, не  думая  о  возможной  погоне  за нами «моряка  с  кортиком»,  разбежались   купить  по-быстрому что-нибудь  «для дома,  для семьи».  Советская  система  распределения  товаров  по  «городам  и  весям»  тогда  была  очень  проста как «лом в разрезе», потому что практически  всё  было  в  дефиците,  и  на  местах  почти  ничего не  продавалась. Мяса  не  было,  колбасы  не  было,  даже  молока  в магазинах не  было!  Чего  у  нас  тогда  только  «не  было»?  
Не  забивая   голову  ненужным   планированием  и  мудрёной  логистикой,  советская  торговля  просто   всё-всё-всё  свозила  в  Москву,  и  там изображала  социзобилие.  А  наш   привычный ко всему народ  сам  туда приезжал,  покупал  (кто  для  себя,  а  кто  и  для  выгодной перепродажи)  и   развозил  дальше, по  всему   Советскому  Союзу.  Отсюда   шутки  того  времени   про  поезда  «пахнущие  апельсинами  и  колбасой»  и  новые  города – герои,  которые  до сих пор в  голодной  блокаде,  но  не  сдаются!   Я  сам,  из  таких московских   командировок,  возил   абсолютно   всё,  от  верхней  и  нижней  одежды  с  продуктами   до  «вульгарно-примитивных»  обоев   для ремонта и  клея  «Бустилат».  Вот  и  в  тот  раз, помню,  мне  «посчастливилось»  купить   сверхдефицит  того  времени – туалетную  бумагу.  Обвешанный  ею  как  новогодняя  ёлка  гирляндами  (давали  по  десять  рулонов  в  руки,  но  я  выпросил  для  друзей - тружеников  Донбасса  ещё десять),  я  прибежал   прямо  на  посадку.  
Мои  товарищи  уже слегка  нервничали,  ожидая  меня  у  вагона.  Все дружно сели  в  поезд  и  благополучно  поехали  домой.  Ещё  не  выехав  из  Москвы, мы вдруг с ужасом обнаружили,  что  на  всю  нашу  честную компанию  из  семи   человек  у  нас  в наличии   аж   восемь  (!!!)  бутылок  водки  и  нет  даже    намёка  на  какую – нибудь  закуску!  Тут  нужно  отметить,  что  я, в своё время, был  очень приятно  удивлён,  когда попал служить  в  Краматорск  и  увидел,  что  люди  там  не   пьют  «по – чёрному»,  а  пытаются  делать  это  «культурно»,  под  хорошую  закуску,  песни  и  даже танцы.  Песни  и  танцы  отвлекали  и   снимали  атмосферу  марафона – гонки  «пития-упивания».  Любое  застолье  там  (разумеется,  у  нормальных и адекватных   людей)     предполагало   даже   небольшую   прогулку на воздухе – моцион   для  «развеивания»  и   приведения  особо  «подгулявших»  к  общему  знаменателю.  Вот и мои коллеги по командировке были именно из таких, культурных!
У нас же в купе поезда  такое количество водки выглядело  просто устрашающе…  
А я,  к  своему  стыду,  погнавшись  за  дефицитным пипифаксом (туалетной  бумагой),  вообще  не  купил  ни  искромётных  напитков,  ни  вкусной  и  полезной  закуски!  Первой  остановкой  после  Москвы  был  Серпухов, там  я  и  решил  прикупить  «чего  бог  пошлёт», чтобы  «вписаться»  в  общее застолье  и  обеспечить  всех  жаждущих,  страждущих  закуской.
Ведь мы всегда в ответе за тех кому наливаем и с кем выпиваем…

Закончу свой рассказ про «КРИЗИС СРЕДНЕГО ВОЗРАСТА», но уже в его несколько другой фазе и под  другим названием. Я уже публиковал его когда-то, но прошло два года, поэтому повторю. Многие ведь не читали, а там  очень интригующе!
Итак…

ПОСТОЙ,  ПАРОВОЗ

 Скорые  поезда  у нас тогда  останавливались  минимум   через   два  часа  движения.  Страна  была  очень большая,  поэтому  по – другому,  никак  не  получалось.  Я уверен,  что  любой    гражданин,  какого – нибудь  Люксембурга  или  Лихтенштейна   сошёл  бы  с  ума,  проехав  на  нашем  поезде  из  Москвы   до  Владивостока  и   увидев  по  дороге,  как  у него на  глазах  стареет  проводница. Приехали  мы в  Серпухов.  Стоянка  двадцать  минут.  Я  (почти  как у В.С. Высоцкого)  рванул  «на  тыщу,  как  на  пятьсот»  и  уже  через  «пару секунд»  забежал  в    ресторан  вокзала. В районе бара-буфета обозначилась небольшая очередь из желающих выпить и закусить. 
Буфетчица, увидев  мои  «иррационально  ошалелые»   глаза,  решила  нарушить образовавшийся 
«пространственно-временной континуум» (очередь по Энштейну).
Она по-хорошему   прониклась  желанием  помочь  сироте-солдатику.  Именно так  она  ко  мне  и  обратилась: 
«Чего  тебе,  солдатик?».  Услышав,  что мне  нужно  всё, чтобы  закусить,  добрая  женщина  ринулась  мне добросовестно помогать.  Она  быстро  и  ловко  свернула  из  плотной   бумаги  большой  кулёк  (это, я  вам  доложу, всегда требовало   большой  квалификации)  и  стала  ссыпать  туда  всё,  что  выхватывали  мои  глаза   на  прилавке и  в  меню.  А  глаза  в  тот  раз  выхватили  пяток-другой бифштексов-беляшей,  порционной  копчёной  скумбрии,  солёных  огурцов  и  царицу  закуски  тех  лет – рыбные  консервы  «килька»  и  «бычки»  в  томате. Очень  хотелось  взять ещё и нарезки  овощей  («мечту  импотента» - в народе),  но  возможности  времени  и  бумажного  кулька  были   ограничены. Поэтому  я  стал  срочно  рассчитываться   за  все эти свои  купленные «деликатесы».  Моим  платёжным  средством  был  «сиреневый  эквивалент  счастья» - казначейский  билет  в  двадцать  пять  полновесных  советских  рублей. Которые  в СССР  (как  было  написано  на  купюре)   «обеспечивались  золотом,  драгоценными  металлами  и  прочими  активами  Государственного  банка».  Тётенька   буфетчица  слегка  растерялась  от  величины номинала купюры  и  полезла  в  свой  потаённый   «схрон»  с  рублями  и  трёшками  для  сдачи. А  в  это  время  мой  поезд  (стоявший  на  первом  пути первой платформы)  бодро  и  весело  тронулся!   
Я  буквально боковым  зрением  увидел  эту  «движуху», почувствовал  её  спинным  мозгом  и  «orbicular  muscle»  (кольцевым  мускулом), извините, задницы.  Выхватив из  рук  барменши  пучок  мятых  купюр  и  крепко сжав  их  в  кулак,  я  прижал  к  сердцу  кулёк  с  закуской  и  бросился  догонять   свой  «пульман».  Догнать  получилось  только  самый «крайний»  вагон.  Чуть  не  написал  «последний»,  но  я  ведь человек  авиационный  (вечно  пьяный,  вечно  сонный -  «киргуду», шучу!),   поэтому  всегда  суеверно  говорю  и  пишу – КРАЙНИЙ!  Дверь  вагона  удивительным  образом  оказалась  почему-то закрытой,  а  я,  в  наступивших   осенних  сумерках,  остался  на вокзале абсолютно  никем  незамеченным!  Как  в  той  грустной  песне  из  нашего детства: «Отряд  не  заметил  потери  бойца  и  «Яблочко» - песню  допел  до  конца.          Лишь   пО небу  тихо  сползла  погодя,  на  бархат  заката  слезинка  дождя…»
Всё  в  этой  песне  было про  меня!  Никто  не  увидел и  не  заметил   длинного,  нескладного  офицера,  судорожно  вцепившегося и повисшего  на  поручне крайнего  вагона.
Вишу  я себе,  вишу  и  вдруг  начинаю  понимать,  что   всё  это  происходит  со мной «здесь и сейчас»   и  «не  понарошку»,  а  «взаправду»!  Поезд  бодро   набирает  ход,  а  мимо,  озорно  мелькая   огоньками  и  весело позванивая,  проносятся  переезды, станции  и деревни.  Мне  почему-то  тогда вспомнился  сатирик   Михаил  Задорнов  с  его  «Вечерело. Смеркалось. Лунявилось».  
И при этом  стало  «мучительно  больно» (это уже  по Николаю  Островскому)  за  свои   «бесцельно  прожитые  годы»,  которые так  нелепо  прямо сейчас  закончатся. 
Я  всегда  был  (и  есть, Слава Богу!)  оптимист, по  жизни. Поэтому  никогда  не  расстраивался,  опоздав  на  поезд,  искренне  считая,  что это  я   просто  очень  заранее  пришёл  к  следующему.  Но  тогда  у меня сложилась   абсолютно  непонятная  ситуация,  когда  понятие  «вагон  времени»  перешло  в  диаметрально противоположное, что мой  «поезд  ушёл»,  а  я  и  на  него опоздал и  следующего  не  дождался,  а  вишу себе  «между  небом  и  землёй»,  «молотом  и  наковальней»,  «Сцилой  и  Харибдой»,  если  угодно.  Прошло  минут  двадцать  этого  моего  «полёта».  
В  осеннем  Подмосковье,  по  которому  ехал   поезд,  не  только  «смеркалось  и  вечерело»,  но  ещё  и  очень   «холодало»!  
В  одном  моём офицерском  кителе  ехать  по  свежему  воздуху   было  «явно  не  с  рукИ».  Кстати  про   руки.  С  ними  у  меня  вообще  был  уже почти  полный  «швах».  В  одной  был   комок  мятой  сдачи  рублями  и  трёшками (ей   я  ещё  и  за  поручень  держался),  а  в  другой  крепко прижатый  к  груди  кулёк  с  нехитрой  закусочной  снедью.  «Интересно,  много  ли  таких  «счастливчиков»,  как  я,   бывает  в  подобных ситуациях?  Наверное,   их  число  очень  и  очень   дробное?»,  почему – то  грустно  думалось   мне о «частично» отставших от поезда инвалидах.
А ещё мне стало очень ясно, что  лучше  ехать  даже  на  боковой  верхней  полке   возле  туалета,  чем  с  кульком  беляшей  и  неясной  перспективой  на  подножке  купейного  вагона.  Через  стекло  двери  я  видел,  что  в  тамбуре  никого  нет,  поэтому  стучать  и  звать  на  помощь,  было абсолютно бесполезно.  Озорной  перестук  колёс  на  рельсовых  стыках  «забил - заглушил»  бы  любые   вопли.  
Я  никогда  в  жизни  не  бывал  в  такой  ситуации,  поэтому  «висел»  с  озабоченным  лицом  на  поручне  вагона  и   нервно  пульсирующим  в  голове   нашим извечным  славянским   вопросом:  
«Что  делать?».    Жаль,  что в те времена  ещё  не  было  видеофильмов,  а  то  бы  Стивен  Сигал  с  его  простыми, незатейливыми подсказками-ответами,  как  поступить  в  подобной  ситуации  на  корабле,  в  поезде  и  в  самолёте,  однозначно  бы  мне  помог…