НОВЫЙ СТАРЫЙ ПРОЕКТ. ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННОГО.

Борис Дедолко пишет: В авиации оружейников называют «щелчки», потому что большинство их проверок матчасти (когда она без снарядов и ракет) происходят до характерного звукового сигнала - щелчка. ​

Существует еще одна версия.
Наши полковые "стволы" (специалистов АВ называют еще и так) уверяли, что название "щелчки" пошло со времен, когда проверялись устройства синхронизации для стрельба через плоскость винта. При такой проверке раздавались характерные щелчки!

Продолжение про Кащея Н.Г.

НЕ ТАК СТРАШЕН КАЩЕЙ, КАК ЕГО МАЛЮЮТ…

(Продолжение)

Заходим в кабинет инженера. Хозяин, подполковник Кащей Николай Григорьевич, сидел за своим рабочим столом «чернее тучи». Он извинился: «Вы, наверняка, в курсе событий произошедших в полку? Поэтому, извините за абсолютное отсутствие внимания к Вам и не обессудьте, - такая уж наша сегодняшняя «ситуёвина»! Давайте, знакомиться! Кто я, Вы знаете, теперь Вы, по очереди!»
Я представляюсь первым, как говорится «и по ранжиру, и по жиру». Потому что и «росту» у меня два метра, да и «СД» (Самолёт и Двигатель) в авиации «командная специальность»:
- Лейтенант-инженер Дедолко, самолёт и двигатель!
Лицо инженера заметно посветлело, а глаза слегка повеселели:
- О, коллега! Брат СДшник! Коммунист?
Очень строго спросил меня Кащей.
- Так точно, товарищ подполковник!
- Молодец! Отлично! Ты то у меня не засидишься! Сдавай, быстренько зачёты на самостоятельный допуск и сразу же принимай борт девяносто два во второй эскадрилье! Техники самолётов нам нужны как воздух! Давай, братишка, не подведи!
Дальше представились Витя Галкин с Вовой Седышевым и тоже сразу получили назначение. Седышева Николай Григорьевич слегка «выдрал» за его «нескромно-меркантильный» вопрос о жилищном фонде полка и перспективах получения нами квартиры. «Не с того начинаете, лейтенант! О службе нужно думать! Раньше думай о Родине, а потом о себе!» - сказал, как отрезал инженер и Седышев сразу же переключился только на мысли о будущей службе.
Во время нашей беседы Николай Григорьевич узнал, что мы все четверо ещё никак не устроены с жильём и даже с ночлегом. Он тут же вызвался нам помочь и стал звонить директору городской гостиницы. Набрав номер, инженер раскатисто произнёс в трубку: «Это Кащей бес…». Я «выпал в осадок». Мне показалось, что он сейчас произнесёт: «Это Кащей бессмертный!», но он просто сказал: «Это Кащей беспокоит!» Судя по тому, как тогда прыснул от смеха Витя Галкин, - он тоже так подумал!
Было заметно, что Кащей, с нашим приходом к нему, немного отвлёкся от своих мрачных мыслей и даже повеселел. Жизнь для него слегка (на время) продолжилась во всех её проявлениях! Пришла очередь представиться Паше Королю. Тут нужно отметить, что Павел из нас всех выделялся своим самым интеллигентным и умным видом. Посмотришь обычно на такого и сразу же начинаешь думать: «Ну, вылитый Умка!»
Павлик действительно был самым интеллигентным и культурным из нас четверых (как внешне, так и внутренне!). Пишу «был» и невольно наворачивается слеза, потому что два года назад Павел Брониславович Король навсегда «ушёл от нас за Радугу». Мы были с ним хорошими друзьями всю жизнь. А подружились именно тогда, в самом начале лейтенантской службы, в августе восьмидесятого.
Павлик доложил-представился:
- Лейтенант-инженер Король. Авиационное вооружение.
Что тут произошло с инженером полка!?! Страшно вспомнить! Он «взвился с места в карьер» и набросился на Пашу:
- Вот из-за таких, б..дь, ...удаков как ты и происходит абсолютно вся хня в авиации!
У вас, долбанных щелчков, б..дь, «праздник» раз в году – стрельбы на полигоне! Остальное время только ходите по стоянке и х..ем груши околачиваете!!! Моя б воля я бы на цепь посадил всех вооружейников у самолёта, чтобы днём «пахали» «не вынимая», а ночью охраняли!» И дальше, в том же духе и теми же словами.
На интеллигентнейшего Пашу было просто больно смотреть. Он вспотел, сжался-скукожился, покраснел, а очки сползли на нос... Закончил свой пламенный спич Николай Григорьевич так же внезапно, как и начал. Он взял себя в руки и снова извинился перед нами: «Прошу простить великодушно! Поймите меня, братцы, правильно! Уж очень тяжеленный Дамоклов меч надо мной повис! Не увернуться от него, не спрятаться и не скрыться! Такой вот он наш инженерный хлеб, керосином пахнет!»
От слов инженера стало немного не по себе. Про «хлеб пахнущий порохом» я слышал, а вот про «пахнущий керосином» только-только стал узнавать от него…
Потянулись будни учёбы-подготовки к работе на технике. Изучение документов, практика и стажировка в эскадрилье, потом сдача зачётов на самостоятельное обслуживание самолёта. Зачёт на этот допуск я сдавал лично Кащею. Это была целая театрализованная эпопея. Начали у него в кабинете с теории. Николай Григорьевич «зашёл» издалека:
- Товарищ лейтенант! Помни, пожалуйста, что всё сказанное мне на зачёте может быть использовано против тебя!
Дальше – больше! Инженер стал задавать мне «конкретные» вопросы:
- Ну, что Дедолко, всё знаешь?
- Не всё, конечно, товарищ подполковник, но кое-что знаю!
- А что, кое-что, ты знаешь?
- Теорию знаю.
- Какую теорию?
- Которую сдаю.
- А какую ты сдаёшь?
- Ну, это Вы уже придираетесь, Николай Григорьевич!
Кащей оценил моё скромное чувство юмора, и мы весело посмеялись вместе. Я тогда ответил на все его «архищадящие» вопросы, они были, скорее, практическими , с лёгкими элементом теории. После мы, на его «джопике» (так он называл свой персональный УАЗик), поехали на аэродром, «пощупать матчасть». Началась конкретная практика. Там, у самолёта, Кащей в процессе опроса по практическому знанию техники, ввернул мне эпохально-цветистую фразу, которую я навсегда запомнил, а сейчас процитирую Вам: «В авиации, Дедолко, дураков нет и не бывает! Мы тут любую дурь очень быстро выдавливаем! Ремень потуже затягиваем, и всё плохое сразу же вываливается!»
Глубоко это было сказано, я тогда даже невольно перепугался, вспомнив, что частенько спал в училище на лекциях, а иногда даже и прогуливал их.
Сдал я тогда ему всё, что было положено сдать для допуска к обслуживанию самолёта. Потом получил-принял под роспись свой «лайнер» борт №92 и «давай… служить»! Я буквально дословно цитирую своего училищного курсового офицера (командира взвода), который именно так живописал нам пацанам – курсантам начало своей офицерской жизни. «Приехали мы с женой в гарнизон, получили комнату в общежитии, поставили там солдатскую кровать и ДАВАЙ…». После этого он замолчал, задумался, очевидно, вспоминая и смакуя в памяти какие-то интимные подробности этого своего эпизода из жизни. Нас, очень тогда половозрелых юношей, сильно заинтересовало, что же такое они с женой стали делать на солдатской кровати под это провокационно-эротическое (как нам показалось) слово «ДАВАЙ!». Я не выдержал интриги его паузы и спросил: «А что «и ДАВАЙ», товарищ капитан?». Рома («междусобойное» прозвище взводника) не понял подоплеки моего вопроса и строго, категорично ответил: «И давай - ЖИТЬ!»
Так и я. Сдал все зачёты и… ДАВАЙ служить!


Я на своих первых полётах 7 сентября 1980года. Обслужил, кстати, шесть вылетов самолёта!

Борис Дедолко пишет: ...Я на своих первых полётах 7 сентября 1980года. Обслужил, кстати, шесть вылетов самолёта!

Да, Борис Евгеньевич, такое событие, как первая самостоятельная летная смена, запоминается!
Здорово, что у тебя даже фотография есть. А я вот спустя годы, очень пожалел, что не снял и не сохранил на память полковой боевой листок, посвященный моей первой самостоятельной летной смене. Была бы память...
У меня тогда тоже получилось "с корабля на бал" - в первый раз, и сразу шесть подготовленных вылетов МиГ-25 за одну смену, что вообще бывало редко на боевом в полку (не считая спарочников, у тех так бывало часто).

Поскольку Борис в своем рассказе вспомнил, как молодые лейтенанты - представители разных факультетов, вливались в полковую жизнь, то вспомню и я свой когда-то давно написанный рассказ под названием:

СОРАТНИКИ

Уж не знаю, с каких времён это повелось, наверное, "от сотворения мира", то есть, в нашем случае, от возникновения нашего учебного заведения.
Имеется ввиду знакомое всем нам некое извечное соперничество между разными факультетами, а вернее, между представителями будущих авиационных специальностей. Ещё и не поступив в училище, мы уже знали все "дружеские" прозвища, которые наши предшественники давно придумали друг для друга, в зависимости от особенностей выбранного направления профессиональной деятельности (при этом каждый считал свое самым интересным и важным!) И имена тех, кто первым окрестил будущих специалистов по авиационному оборудованию «паяльниками», а самолетчиков «маслопупами», или «слонами», теряется в летописи училища…
Забавно, но эта дружеская пикировка имело место и в полковой жизни, и более того, до сих пор проскакивает при дружеском общении выпускников. Такова уж человеческая натура – ну не можем мы без шуток и подначек в адрес ближних. Тем более авиационная специфика даёт широкие возможности шутникам и балагурам.
Но вернёмся к курсантскому прошлому. Некая изолированность повседневной жизни всё же имела место, и не способствовала нашему общению с товарищами с других факультетов. На этом уровне оно шло больше по линии землячества – земляки ходили в гости и общались со своими земляками независимо от принадлежности к факультету.
По-настоящему познакомиться и узнать друг друга лучше мы смогли уже на старших курсах, особенно на совместной войсковой стажировке и заводской практике. Вот тут уж мы не только ближе познакомились, но и подружились. Конечно, тут уже значение имела не принадлежность к тому или другому факультету, а важны были обычные человеческие качества, личные симпатии и взаимная приязнь. Были мы молоды, открыты навстречу жизни, дружны и искренны в отношениях друг с другом. И было это наше лучшее время...
А после стажировки, встречаясь где-нибудь в крепости, радовались, увидев теперь уже "своих".
Сдружились мы настолько, что когда на пятом курсе началась череда курсантских свадеб, то среди приглашённых были представители разных факультетов, и это было совершенно естественно.

...Свадьба в латгальской глубинке (названия не помню, но ехали на автобусе долго). Со всей полагающейся атрибутикой. В деревенском клубе накрыты столы буквой "П" человек так на сто, на столах море выпивки и закуски, в том числе и в виде жареных поросят, в углу непременная бочка солодового пива. Простые и понятные тосты, весёлые танцы, отвязные конкурсы.
Жених - курсант 27-й роты второго факультета, с которым вместе были совсем недавно на войсковой стажировке. Гуляли два дня, ночевали "вповалку" на матрасах на втором этаже того же Дома культуры, а на следующее утро перманентно, то есть практически, не останавливаясь, продолжили. Поэтому второй день помню хуже.
Но один эпизод (человеческая память избирательна) запомнил хорошо:
на сцене перед микрофоном, обнявшись, мы, представители разных факультетов, только недавно вернувшиеся со стажировки, душевно исполняем старинную русскую песню "По диким степям Забайкалья.
(Почему именно эту? - видимо, тема сидела в подсознании - в Забайкальском Военном Округе был НЕ один полк ПВО, а до выпуска было рукой подать.)
Свадебная аудитория была покорена нашим исполнением : во-первых, сказывался высокий общий «градус», а во-вторых, не прошли даром и наши общие месячные репетиции со времен стажировки…
…Разъехались мы, выпускники разных факультетов, в один год по просторам необъятного Союза. Вместе крепили оборонный щит Родины, стойко несли тяготы воинской службы, гордились своей принадлежностью к элитному роду войск - авиации. Отслужили, поувольнялись, давно занимаемся другими делами в жизни. Но все мы навсегда останемся, друг для друга теми, кто большую, а может, и лучшую часть своей жизни посвятили общему делу - мы навсегда останемся СОРАТНИКАМИ!

Алексею Беликову:

"Но один эпизод (человеческая память избирательна) запомнил хорошо:
на сцене перед микрофоном, обнявшись, мы, представители разных факультетов, только недавно вернувшиеся со стажировки, душевно исполняем старинную русскую песню "По диким степям Забайкалья.
(Почему именно эту? - видимо, тема сидела в подсознании - в Забайкальском Военном Округе был НЕ один полк ПВО, а до выпуска было рукой подать.) "(с)


О, нет, Лёша! Только не в авиации ПВО! А, тем более - Безречной! Никаким боком!

Кто из наших выпускников вкусил службу в ВВС, ни за что не соглашался служить в авиации ПВО.
Когда после выпуска 5 августа 1981 года я прибыл в ЗабВО и предстал перед светлыми очами зам.по ИАС ВВС ЗабВО (позже – 23 ВА), мне был задан вопрос о типе ЛА, на котором я был профилирован в ДВВАИУ. Отвечаю: « Изделие 84». В ответ: « Ну, и отличненько. Будете старшим техником на изделии «02М. Место службы - Укурей»
У каких-таких «курей»? , Что это за неизвестное мне 02-е изделие?

Оказалось, что МиГ-25РБ, а Укурей, это название аэродрома ВВС. Бурятское такое название, как и большинство названий населённых пунктов этого «благодатного края», которому я отдал 10 лет жизни.
…..
А через два с лишним года я уже был в новой системе. Полгода учёбы в Новосибирске и возвращение в родной ЗабВО. Думал и надеялся, что буду связан с авиацией, а направили обслуживать военно-строительные отряды ( наполовину укомплектованные имевшими судимость), окружные склады горючего, инжбаты, учебки. От Карымской, до Петровск-Забайкальского – с ответвлениями на объекты почти 600 км по транссибирской магистрали. Короче говоря, почти четыре года сплошного экстрима. Но не об этом речь.
В 1987 году моего шефа Николая Ивановича М назначили с повышением зам. начальника ОО по 50 армии ПВО в Читу. Зная меня по работе с положительной стороны, он из самых добрых побуждений сразу же предложил: «Сергей, хватит тебе мотаться по командировкам к стройбатовцам, ночевать в их завшивленных каптёрках, рисковать. Предлагаю тебе должность старшего опера на авиаполк в Безречную.»
Предложение, на первый взгляд выглядело заманчивым. Но одного не учёл Николай Иванович. Я ведь закончил ДВВАИУ, а поступал в ДВАИУ ПВО! А что такое ПВО мне было известно. Так и сказал ему в ответ: «Хорошо, я согласен. Но вот только завтра я стану обслуживать авиаполк в Безречной, а через год меня определят обслуживать РТВ ПВО – от южной Монголии до Северного Ледовитого океана. Будь я хоть семи пядей во лбу, но владеть оперативной обстановкой в дивизионах РТВ, посещая их один раз в три-четыре месяца на вертушке, да ещё с командованием я, объективно, не смогу. А через два года или раньше, после первого же ЧП, меня с треском уволят или ещё хуже»

Короче говоря, отказался я и в дальнейшем не сожалел. Уж лучше – родные зэки из стройбата, где каждый был как на ладони. Да и я для них был понимаем.

Кстати, на первых порах в общении с этим спецконтингентом мне очень помогло знание основ «ботания по фене», почерпнутое от моего «соседа по казарменной тумбочке», барабанщика «Резонанса» и хорошего товарища Лёшки Багаева («Джузы»), изредка напевавшего песню начинающуюся словами:

« Пой же, пой же, гитара моя, пой моя семиструнная лира,
А я вам песню по-фене спою – это песня преступного мира:
А на хавире сидят щипачи и пакши ловко их стельки тусуют,
А если есть в ваших шкарах куски – на бродёнку ханурик смазурит.
Ну, ты, ментяра, продёрни, в натуре, и на хавире карась затусуй
И не в кипиш хиляй как профура, и на харево биксу сфалуй…» и т.д.

Только вот откуда в эстонском Раквере зэки и откуда Лёха заимствовал этот эпос для меня до сих пор загадка

Ковалёв Сергей пишет:
«Но вот только завтра я стану обслуживать авиаполк в Безречной, а через год меня определят обслуживать РТВ ПВО – от южной Монголии до Северного Ледовитого океана. Будь я хоть семи пядей во лбу, но владеть оперативной обстановкой в дивизионах РТВ, посещая их один раз в три-четыре месяца на вертушке, да ещё с командованием я, объективно, не смогу. А через два года или раньше, после первого же ЧП, меня с треском уволят или ещё хуже»



Серёжа, дружище! Спасибо! Очень правдиво и без украс жизненно. У меня есть опыт общения с некоторыми представителями «рыцарей плаща и кинжала», поэтому сразу, в догонку твоему откровению «отпишу» и про свой негативный опыт общения с «упоротым» опером. Прошу отметить, что половина моих друзей по училищу (ты в том числе!) прошли эту школу «строителей коммунизма», поэтому без обид! Всех люблю и уважаю! Но, что было, то было…
Сегодня о простых, «сермяжно-посконных» тружениках незримого фронта…

РЫЦАРИ ПЛАЩА И КИНЖАЛА

Как-то я в своём «творчестве» совершенно незаслуженно забыл про «бойцов незримого и невидимого фронта». Уверен, что абсолютно все мои ровесники помнят их, а вспоминая, иногда невольно при этом вздрагивают...
Мне с ними впервые пришлось «познакомиться» ещё в моём очень далёком рок-н-рольном детстве, но и потом они часто «караулили» меня и по жизни, и по службе. На всю жизнь запомнил, как однажды, к моим родителям явился нетрезвый (похмельный?) особист отцовского авиационного полка и, пройдя в грязных сапогах по ковру (типа он к нам прямо из засады на шпиона пришёл!), уселся за мой школьный стол и стал сурово (ему, наверное, очень хотелось, чтобы это выглядело именно так) допрашивать. Мать с отцом тогда, помнится, прочитали какую-то диссидентскую книгу, кому-то об этом рассказали-обмолвились и тут же были многократно заложены контрразведчику стукачами «доброжелателями». А ещё, помню, как я классе в восьмом, совершенно по юношеской дури, написал письмо на радио «Голос Америки» с просьбой исполнить в их концерте по заявкам композицию моей любимой группы «Deep Purple». Молодой я тогда был, доверчивый и очень-очень глупый! А с популярной музыкой в СССР в те времена было очень напряжённо! Её как и секса, в стране фактически не было! Письмо с почты нашего военного городка, естественно, никуда не ушло. Уже на следующий день я разговаривал с нашим полковым «контриком». Беседу со мной он выстроил примерно так: «Чем тебя, не устраивает Советская власть?». Хорошо помню то состояние ужаса, которое я, зелёный пацан, испытал. Есть, наверное, у нас всех, бывших советских, память на генетическом уровне о репрессиях тридцать седьмого года, которая пройдёт ещё очень не скоро.
Когда я уже поступил в военное училище, то мой папа, добрый и замечательный человек, Царство ему Небесное, напутственно сказал мне: «Боже тебя упаси заигрывать, а тем более сотрудничать с этими ребятами... «Танком переедут», если что, и вся твоя жизнь пойдёт под откос!»
Всю свою службу я старался это неукоснительно соблюдать, хотя они (Дзержинцы) меня даже неоднократно сватали в свои ряды. Запомнился один уникальный представитель этой братии в моём родном Краматорском авиаполку. Он перевёлся к нам из архангельской Африканды сразу после того как Советский Союз сбил там южнокорейский 727ой Боинг. Выступает этот герой перед нашим полковым народом, знакомясь и представляясь, и говорит примерно следующее: «А ведь Беленко Родине не изменял! Он просто заблудился! Ведь, когда он сел в Японии, то первым делом достал пистолет и стал стрелять в приборную доску, чтобы вывести приборы из строя!» На сразу же поступивший вопрос из зала, почему же он не взорвал блоки системы опознавания специальным тумблером - на «голубом глазу» ответил: «Просто Беленко до последнего очень хотел спасти матчасть!» Потом особист ещё повеселил наш народ, когда рассказал, как он с солдатами срочниками эвакуировал пассажиров из этого сбитого и севшего в Карелии на лёд озера пассажирского Боинга. Они (пассажиры), оказывается, пользуясь подходящим моментом, сразу же стали агитировать советских солдат за свой западный, абсолютно порнографический образ жизни! Наши бойцы, естественно, тут же дрогнули. Порнуха, ведь! Запретный у нас, но такой желанный плод! Особенно для солдат. Наш доблестный чекист тогда, якобы, грудью встал на защиту ленинских идеалов и там же на месте, «под орех», разнёс всю их вражескую пропаганду не оставив «камня на камне». Я не выдержал и спросил его из зала, а на каком языке он клеймил этих «проклятых капиталистов»? Особист, «не моргнув», снова «на голубом глазу» ответил, что, естественно, на английском! Хотя потом добавил что, мол, они там все до одного понимали по-русски, потому что - все были шпионы! Провокация ведь это была, «чистой воды»! Уровень его английского, думаю, был максимум - «допрос военнопленного с пристрастием». Но эту «подковыку» в моём вопросе он запомнил надолго! Работа у них, наверное, такая - злопамятная. По другому, потому что, ведь никак!
Когда на моём самолёте, который стоял на боевом дежурстве (БД), какая-то сволочь и тварь украла из ракеты ампульную батарею, то контрик на мне отыгрался по полной. Я ему написал семь, или восемь объяснительных. А через полгода, тоже на БД, мне «случилось» обнаружить в воздухозаборнике двигателя своего самолёта камень. Налицо диверсия, или тупое вредительство! Были тогда не очень образованные и совсем неумные бойцы из «глубокой глубинки». Их были целые землячества – молдаване, западэнские гуцулы-украинцы и азербайджанцы, именно они иногда занимались вот такой вот хнёй, дабы пытчиво узнать «А что из этого может получиться?». Особист предложил мне написать как было дело. Я написал, он прочитал и попросил написать поподробней. Я написал ещё, максимально подробно, но ему опять этого показалось мало. Я психанул и сказал, что больше ничего писать не буду. Тогда он доверительно-ласково мне поведал: «Щенок, мне ведь приходилось и не таких раскалывать!» Думаю, что так оно и было в его предыдущей жизни…
А помните пятилетку пышных похорон? Это когда включаешь телевизор, а диктор, как бы стесняясь, говорит: «Вы будете смеяться, дорогие товарищи, но нас опять постигла тяжёлая утрата!» Не помню, кого мы тогда потеряли в очередной раз, но стояли очередные, унылые дни траура. Фильмы по телевизору показывают «Ленин в Октябре», «Коммунист», «Депутат Балтики». Отменены абсолютно все увеселительные мероприятия, в городе. В кафе и ресторанах - гнетущая обстановка поминок. Даже люди на улицах почти все скорбно-молчаливые. И вдруг в коридоре штаба нашего полка раздаётся живой и жизнерадостный смех. Этот разъярённый особист выскакивает из своего «пыточного» кабинета, буквально хватает весельчака за грудки и орёт срывающимся фальцетом на весь штаб: «Что вы себе позволяете, товарищ майор! Вы что не знаете, КАКОЕ ГОРЕ У ВСЕГО НАШЕГО СОВЕТСКОГО НАРОДА!» Химик полка (а это он так заразительно хохотал) после этого вообще перестал улыбаться, наверное, на всю оставшуюся жизнь!. Один раз, этот самый «контрик» подкараулил меня, и по дороге в столовую давай заливаться «соловьём» о своей самой-самой героической профессии. А у меня тогда уже «закрутился» перевод на завод, в военную приёмку. В конце своего эффектно-значимого монолога «особист» спрашивает меня напрямую: «А хочешь в наши ряды? Вижу, вижу - мечтаешь!!!» Я деликатно отказываюсь, мол, недостоин я такой высокой чести, потому что уж очень женщин люблю, да и рюмку могу принять многократную! Он мне на всё это веско заметил: «Так это и хорошо, значит ты нормальный, такой же как мы все!» Уж и не помню, что я ему ещё «плёл» тогда, но вспомнил даже про свой дальтонизм. Нельзя мне, мол, к вам с моими нарушениями цветоощущения! Обиделся он на мой отказ очень сурово, все ж тогда к ним шли «рядами и колонами»! И может быть стал бы он мне даже вредить сильно в будущем по своим нормам-стандартам, если бы не его «Величество Случай»! Собрался этот наш «контрик» как-то в своё свободное время отдохнуть душой и телом. Взял с собой каких-то особо «отвязных» экскортных тёток и поехал с ними на пикник. Программа соблазнения этих «женщин с заниженной социальной ответственностью» предусматривала развлекательную стрельбу из его табельного пистолета ПМ. Уж и не знаю всех деликатных подробностей, но только часа через четыре привезли их всех с этого «пикника» обратно. Причём особист и одна из дам «полусвета» были конкретно, огнестрельно ранены! Не задался у них тогда тот пикник сразу. А потом и карьера его резко закатилась, тут уж ему совсем не до меня стало. А может быть его просто тогда очень сильно ранило-контузило? На смену ему к нам в полк пришёл очередной внучок Феликса Эдмундовича, прошедший боевые действия в Йемене. Этот даже из своего кабинета вообще почти не выходил, где, по словам очевидцев, просто курил и тупо смотрел редкую тогда у нас «видеопорнуху», на купленном за йеменские «боевые» чеки видеомагнитофоне. И Слава Богу, наверное, что просмотрели они тогда всё-всё-всё на свете и почили в Бозе. Хотя и сегодня частенько в кабаках вижу их нетрезвых преемников, чувственно распевающих в «караоке» песню ОФИЦЕРЫ!
Жалкое и одновременно жуткое зрелище…

Серёж, привет! Абсолютную истину глаголишь. В моём закрытом «военпредовском клубе» тоже хватало разных преференций и рычагов с привилегиями. Но я, как и ты, с помощью своего Шефа полковника Бармина Дмитрия Петровича старался не высовываться (а главное не позориться) мелким меркантилизмом и не «продавался за пряники», потому что привык сам всё делать - «и банки грабить, и спать с королевами». Спасибо и Царство Небесное моему Шефу, очень хороший и мудрый был Мужик, Человек, Офицер. Мне, как и тебе, везёт «по жизни» на хороших людей и друзей!
Закончу про своего первого инженера полка, тоже замечательного человека, Вечная ему Память!



НЕ ТАК СТРАШЕН КАЩЕЙ КАК ЕГО МАЛЮЮТ…

(Окончание)

Вместе со своим замечательным «лайнером» номер 92 я получил и главную ценность истребителя Су-15ТМ, его культовый тотем – мерный спиртовой чайник ёмкостью пять и пять литра. Для тех, кто не в курсе. Перехватчик СУ-15ТМ был искренне, и горячо любим личным составом истребительной авиации ПВО не только за его выдающиеся боевые качества, красоту и надёжность. Этот самолёт, кроме всего перечисленного, обладал ещё таким магическим и бесценнейшим «ресурсом», как гидролизный (но, вполне себе питьевой!) спирт С2Н5ОН. Технический личный состав обожал изд.37 (самолёт СУ-15ТМ) и готов был служить на этой матчасти и в пустыне, и в вечной мерзлоте, и даже «у чёрта на куличках» - ведь стимул был очень и очень серьёзным и творил просто сказочные чудеса. Он, например:
- Вызывал удовлетворение местом службы и непосредственно должностью;
- Снижал стресс от тягот и лишений воинской службы;
- Повышал «в разы» коммуникабельность;
- Позволял легче высказывать и обсуждать любые идеи, успешно делая их творческими;
- Позволял после «темнадцати» легче работать, и не уводил в «кабак» после окончания работы;
- Значительно сокращал расходы на обогрев помещений;
- Делал товарищей по службе всё «более и более товарищами»;
- Превращал большинство женщин вокруг в ослепительных красавиц;
Представляете сколько в этом «стимуле» было командирских «рычагов» управления? СИСТЕМА однако! В нашем доблестном полку эта «система» работала чётко, как культовые швейцарские часы «Ваширон Константин». Техник самолёта в этой «системе» был очень важным звеном, ведь он в конечном итоге подписывал большинство документов на списание «якобы» израсходованной «огненной воды». Это, в нашей негласной спиртовой иерархии, прибавляло ему большие и очень весомые висты. Тут главное было – всегда оставаться нормальным человеком, не быть Гобсеком и не «жлобиться», но при этом не «возноситься и зазнаваться», потому-что таких «система» перемалывала «на раз»! Со мной побеседовал инженер моей эскадрильи на предмет «лояльности системе», показал и представил меня «заоблачно» важному звену всей этой «спиртоцепочки» - раздатчику и водителю спиртозаправщика прапорщику Серёге Спирину (согласитесь, что фамилия соответствующая?) и… процесс пошёл. Я стал полноправным членом технического офицерского коллектива второй эскадрильи 636 истребительного полка.
В свои первые полёты седьмого сентября восьмидесятого года мой самолётик слетал шесть раз. А я «доблестно и самоотверженно» обеспечивал эти его полёты. Общий язык с «мустангом» № 92 (я поначалу его так называл) мы нашли сразу и ни разу не обиделись потом друг на друга.
Инженер полка конкретно «наблюдал за мной с высоты птичьего полёта». Но делал он это ненавязчиво, что называется «без шуму и пыли» и, думаю, мы бы даже подружились с ним впоследствии, как я потом подружился с его заменщиком, но «Дамоклов меч» раскачивался-раскачивался и всё-таки «сработал на поражение». Через пару месяцев Николая Григорьевича Кащея перевели с понижением (поражением в правах?) к новому месту службы. Хотя номинально «его ушли», вроде бы, даже на более высокий уровень – инженером Днепропетровской дивизии ПВО, но «де-факто» это было что-то вроде «отставной козы барабанщик». Потому что без нормальных полномочий, прав и обязанностей, а главное - даже без квартиры в Днепре. Его домашние остались ждать его в Краматорске, пока он не «выслужит положенное» и не уйдёт через пару-тройку лет на заслуженную пенсию, вернувшись в «лоно семьи». За то недолгое время, которое я прослужил «под знамёнами Николая Григорьевича» с ним произошёл целый ряд курьёзнейших случаев, которые он сам добродушно называл «казусами». Я, как всем известный Шурик из «Кавказкой пленницы», «по жизни» люблю собирать и тосты, и анекдоты, и некоторые «цветистые выражения», а также курьёзные случаи и, всё такое, им подобное и сопутствующее. Сначала делал это для того чтобы рассказывать друзьям и «ввернуть» при случае в застольной компании, а теперь, повзрослев и значительно сократив свои возлияния-трапезы-банкеты, чаще использую в рассказах и своих книгах. Случаи (казусы) с Кащеем в моей «сокровищнице» заслуженно занимают почётное место. Обязательно (всенепременно, как любил говорить Николай Григорьевич Кащей) размещу в своей новой книге (условно она пока называется «С улыбкой о серьёзном») эти некоторые его «казусы». А сегодня Вы, уважаемые читатели, будете первыми, кто прочитает несколько этих «очевидных, но почти невероятных» историй. Итак…
Играет он как-то у себя во дворе хрущёвской пятиэтажки с мужиками в домино. Проигрывает в очередной раз. А игрок и болельщик он был тот ещё, что называется, «записной». Почти на все домашние матчи «Шахтёра» Кащей на своём служебном «Джопике» (469ом УАЗике) «носился» в Донецк при малейшей возможности. Хочу сказать, что в жизни Григорьевич был известный (в узких кругах) «либерал» и вне службы соблюдения субординации от окружающих особо не требовал. Главное не наглеть! Выигравший у него партию прапорщик Шумейко радостно вскакивает и начинает приплясывать вокруг и приговаривать: «Проиграли, проиграли...». Николай Григорьевич берёт в руку горсть доминошных «костей» и, с хрустом размазывая их по лицу Шумейко, тоже приговаривает: «Ну и что, ну и что...!» Немая сцена и тихий «голос из толпы»:
- Не расстраивайтесь так, товарищ полковник! Будет ещё и на Вашей улице праздник, в следующий раз обязательно выиграете!
- С вами «раклами» (донбасское СВОЛОЧАМИ) и жуликами выиграешь тут пожалуй! Игрочишки х…евы! Вася, наливай!» - даёт он команду всё тому же прапорщику Шумейко и они все благополучно переходят к «водочным процедурам».
Эх, восьмидесятые годы! Как вспомнишь, так невольно, по-хорошему вздрогнешь! Даже, сердце сжимается от тоски и грусти по их замечательной атмосфере, по нашей молодости и той твёрдой уверенности в завтрашнем (и даже послезавтрашнем!) дне. Вот только не того «Мишку» мы тогда на Олимпиаде в Москве запустили на свою голову…
Ещё один «казус» с Николаем Григорьевичем. Как-то на ночных полётах на одном из самолётов, при посадке, не вышел тормозной парашют. Лётчику с СКП командуют: «Отключить двигатели!» Он на нервах, в прострации отключает и зачем то сворачивает с ВПП не на рулёжку, а на грунт, выключив, при этом Аэро Навигационные Огни (АНО). Кащей срывается с Инженерного Пункта Управления, прыгает в свой «Джопик» и «летит» к самолёту. Через какое-то время возвращается оттуда на УАЗике-кабриолете. По темноте, без бортовых огней АНО они влетели с солдатиком водителем под крыло самолёта и полностью «снесли» верх-крышу. Просто невероятно (но очевидно!), как они успели тогда с бойцом пригнуться и остаться в живых?!
Ещё «казус» с моим непосредственным в нём участием. Информация о том, что я сын не «поварихи и лекальщика», а провизора–заведующей аптекой в Минске в полку распространилась со скоростью звука. Помните дефицит лекарств в те времена? Наша полковая секретчица Лариса грустно поведала мне (а я в молодости всегда умел «услышать» женщину!), что не может «достать» (словечко тоже из тех времён) лекарство. Я её «услышал», позвонил маме и попросил передать это нужное лекарство поездом Минск–Адлер. Уже через день я вручил Ларисе остро необходимый ей индийский медикамент «ЛИВ52». И все (мы с ней однозначно!) были довольны…
Но Лара оказалась «болтушкой» и уже через пару дней рассказала абсолютно всем нашу с ней «лекарственную тайну». На меня тут же посыпались просьбы, заказы, и даже челобитные. Николаю Григорьевичу Кащею тоже срочно понадобилось лекарство, да не простое, а очень и очень дефицитное! «Кокарбоксилаза» называлась. У самого высокого служебного начальника – моего инженера полка, приоритет, конечно же, был наивысший и уже через два дня я принёс ему медикамент домой, буквально «с поезда». Он несказанно был этому рад и любезно предложил мне выпить по «стопцу», я не отказался, но по суровому «взгляду» его супруги, понял, что больше пить ни в коем случае нельзя...
Выпили, я извинился, раскланялся и ушёл.
Дело было в субботу, около полудня. А в воскресение я заступил в суточный наряд Дежурным по Стоянке самолётов. Это тот самый дежурный, который в начале рабочего дня открывает ИПУ (Инженерный Пункт Управления).
В понедельник полёты... Я где-то забегался, закрутился и опоздал открыть инженерный «скворечник» минут на десять. Прибегаю, а Кащей уже там наверху (у него, конечно же, был свой ключ) Сидит мрачный и выглядит, мягко говоря, как персонаж клипа песни «Привет с большого бодуна!». Увидел меня, поздоровался, и в «расстроенных чувствах» говорит: «Вот из-за тебя, Боря, всё и началось, бля…ь!»
Вот так по «стопцу», получилось! По очень большому стопцу…