Юнкера

Паша, со всем согласен (по поводу взаимоотношений в армии), кроме последнего абзаца! :lol:

Олег, интересный материал, продолжай!

Aoshnik пишет: И уж позволю себе добавить к теме "юнкеров" классика русской литературы А.И.Куприна,с его бессмертным романом!
Я нашел эту книгу в зимнем отпуске 3го курса,когда родители переехали в новый город,на "дембель"...
Ночь читал,оторваться не мог!
Всё про нас....Рекомендую.

Рустєм, коль уж ты вспомнил про Куприна (для меня один из любимых писателей), то после "Юнкеров" был еще "Поединок". Который вызвал бурные споры в армейской среде того времени...
В любом случае, тоже стоит почитать (как и всего Александра Ивановича).

lelik пишет: Олег, интересный материал, продолжай!

Лёша, юнкером автор воспоминаний стал, но только в конце 1914 г., уже во время ПМВ. Но про это время в Записках совсем немного, хотя описана одна из традиций юнкеров...

"Наступил 1914 год... В июле я был мобилизован в армию и направлен младшим унтер-офицером (командиром взвода) в 97 Лифляндский пехотный полк 25-й дивизии. 4 августа уже участвовал в бою с немцами на границе у города Вержболова в составе 10 армии. За отличие в этом бою был награждён первым своим орденом – солдатским Георгиевским крестом 4-ой степени. До октября 1914 года участвовал в боях при наступлении и отступлении 1-й армии в Восточной Пруссии. Был представлен к офицерскому чину.
В начале октября, как имеющегося среднее образование и отличившегося в боях, меня направили на ускоренные офицерские курсы при Владимирском пехотном училище в Петрограде. Солдаты – мои товарищи по фронту, просили скорее возвращаться в полк и быть своим солдатским командиром. Но вернулся я только в феврале 1916 г. В военных училищах была традиция – накануне устраивались похороны штатской жизни (шпак – штатский). Устраивалось чучело, клалось в гроб, происходила панихида с чтением особой молитвы; прощались со “шпаками” (штатской жизнью) и затем разрывалось это чучело штыками. После этой церемонии происходил парад. Юнкер в форме генерала принимал парад. Участники парада были – частью в парадной форме, другая часть – в киверах, поясах, сапогах с винтовкой (больше ничего). Зрителями были остальные юнкера, замаскированные или в общей форме. Заканчивался вечер пирушкой в юнкерском собрании (без спиртных напитков) и танцами под гармошку. После окончания 4-х месячных курсов и производства в прапорщики, меня оставили при училище курсовым офицером, и вырваться в полк удалось только через год. Конечно, из старых солдат никого уже не застал.
До февраля 1917 года я непрерывно находился в действующей армии, участвовал во многих боях, получил несколько боевых офицерских наград, в т.ч. орден Св. Владимира 4-ой степени с мечами и бантом, был легко ранен и контужен, но оставался в строю. Журнал “Огонёк” печатал фотографии “героев и жертв Отечественной войны 1914 – 1915 г.г.”. В номере за 1915 год была помещена и моя фотография с краткими пояснениями: “Прапорщик Вержбицкий В.А., ранен, награждён Георгиевским крестом 4-й степени”. Эта фотография, вырезанная из журнала, сохранилась и находится в моём альбоме как память о начале военной службы и первой награде."

Сохранилась и фото этого описанного действа. Похороны "шпака" во Владимирском ВУ.

Ну-с, а тогда наши невинные подбрасывания монет при прохождении мимо трибуны, по сравнению с "похоронами шпака" - детские шалости.

У Куприна это действо называется "похороны Штыка"....
Но смысл и верность этого обряда однозначны...

Вот так было, спустя много лет...

ВСТРЕЧИ
Окончили Виленское училище и служили офицерами: Кашинский Вильгельм и Бауман Альберт – оба в 97 пех. Лифляндском полку и Янсон Юлий – в 99 пех. Ивангородском полку.
Наезжая в Ригу и Режицу, я неоднократно встречался с ними, как с милыми и приятными сослуживцами и однокашниками, которые занимая в Латышской армии большие посты, оставались русскими офицерами. Бауман командовал пограничным полком и жил в Режице. Кашинский занимал должность “Инспектор стрелков”, жил в Риге. Янсон был Начальником пограничной стражи. Жил в Риге.
В один ясный и морозный день в имение Жоготы, где я жил, приехал солдат в маленьких санках. Его прислал с запиской ко мне полковник Бауман, немедленно вызывая меня к себе. Собрался – поехал. Вхожу в столовую. За столом, уставленным разными бутылками и закусками, сидели весёлые три Виленца. Кашинский, который приехал на смотр стрельбы местного 9-го полка. Янсон приехал контролировать службу пограничного полка, которым командовал Бауман, а две игривые девицы украшали хотя небольшую, но “знаменитую” кампанию. Сел и я за стол. Оказывается было единогласно решено вызвать меня спешно из деревенской глуши. После солидного кутежа, я на третий день приехал домой с головной болью.
Во время моего пребывания с Виленцами, эти милые старые соратники по 25 дивизии, неоднократно, полушутя и всерьёз, уговаривали меня бросить хозяйство, или, как они говорили “портить землю”, и поступить в полк к Бауману, обещая полную поддержку со стороны начальника пограничной стражи и от Инспектора Стрелков. Я благодарил их за доброту и за заботу и, уезжая, сказал: “А один плуг буду держать для Вас свободным”.
Через 4–5 недель, я, будучи в городе, зашёл к Бауману на квартиру, где вестовой доложил мне, что барин сегодня вечером приедет из Риги. Я остался ночевать. Мой Бауман приехал пасмурный и поведал мне, что вместе с Янсоном они кутили в ресторане Верманского парка и после дебоша, уволены оба из армии в отставку. Сообщая об этом печальном факте, ругал меня за то, что я накаркал им, сказав о плуге. Какова судьба Баумана я не знаю. Он последнее время жил в Либаве. Ю. Янсон умер в Риге в 35 году. В. Кашинский, выйдя в отставку, жил на своём хуторе – против нашего лагеря на берегу р. Двины. По недостоверным слухам его замучили большевики, ворвавшись в дом.
После службы в Белой армии, живя в имении Жоготы, я, однажды, приехал в город Режицу, где по сельскохозяйственным делам познакомился с местным агрономом Ф.А. Гестермеер. Закончив деловой разговор, Ф.А. пригласил меня отобедать к ним и у него переночевать. За рюмкой водки мы разговорились, и к моей радости я узнал, что мой гостеприимный хозяин Фёдор Александрович окончил Виленское военное училище в Полтаве. Встречаясь часто, то у меня в Жоготах, то в Режице, мы подружились и часто-часто, сидя до глубокой ночи в его уютном кабинете или у меня на хуторе, мы оба в своих разговорах, навещали родное училище. Получив назначение директором Сельскохозяйственной школы, мой друг покидал Режицу, уезжая в Константиново. Перед отъездом из Режицы, прощаясь со мной, он подарил мне наш училищный нагрудный знак, который, пройдя все мытарства похода на Запад, сохранился у меня и теперь со мной. После Режицкой русской гимназии мой сын Коля учился в Сельскохозяйственной школе, которую успешно кончил. Управлял ею наш Виленец Ф.А. Гестермеер.
После урагана – конца войны он застрял с женой Ирмой в Восточной Германии, и я потерял его, но впоследствии получил письмо от баронессы В.Н. Нольде из Мюнхена, где она пишет, что В.А. прибежал в Западную Германию. Ф.А. Гестермеер поступил в училище в Вильно, а окончил в Полтаве с производством в прапорщики.
Живя в Латвии, я познакомился с капитаном Латышского пех. полка Лайтисом или Лецисом точно не знаю, который окончил Виленское военное училище, когда начальником училища был генерал Адамович. Однажды, встретив меня на улице г. Режица, пригласил меня на свой юбилейный обед. Как оказалось, он справлял в кругу своих друзей 15-ю годовщину не то производства в офицеры, не то поступления в училище. Прейдя к юбиляру, я познакомился с его женой, которая оказалась русской и очень симпатичной дамой и гостеприимной хозяйкой, и был поражён тем, что у латыша-капитана в его кабинете и гостиной красовались в большом количестве большие фотографии под стеклом в рамках из жизни нашего училища.
До ужина, во время ужина и после ужина до глубокой ночи, лилась дивная красивая и чарующая повесть о юнкерской жизни в Вильно. Все гости, а их было 10–12 человек, с нескрываемым любопытством и интересом слушали и своими живыми вопросами будоражили воспоминания капитана, и не один бокал был поднят в эту ночь в столовой Виленца за родное Училище. Всех гостей, а среди них были и латыши-шовинисты, поразил рассказ капитана Лециса о том, как он попал в училище. Я провалился на экзаменах, сказал капитан, и мне приходилось возвращаться домой. Было стыдно, и я обратился к начальнику училища – генералу Адамовичу, который внимательно выслушав меня, спросил чей я сын, на что я ответил: “Я сын бедного Курляндского крестьянина, Ваше Превосходительство”. После моего ответа начальник училища сказал следующее: “Таких нам надо, и я своей властью принимаю тебя в училище, и надеюсь, что ты оправдаешь моё доверие”. Я стал юнкером.
За всё время моего пребывания в Училище я чувствовал на себе заботу начальника училища и всеми своими силами старался оправдать надежду ген. Адамовича. Я счастлив, что был юнкером Виленского военного училища, Русским офицером и офицером в Латвии. Так закончил свою повесть юбиляр о Виленском училище. Побочные обстоятельства не позволили мне и капитану Лецису подружиться, но у нас сохранились добрые отношения, и я очень уважал его, как Виленца. В конце 20-х годов кап. Лецис был переведён из Режицы, и я его потерял. Где теперь этот Виленец, глубоко впитавший в себя традиции и заветы незабвенного начальника – генерала Адамовича?
В 1950 году, живя в старческом лагере “Варель”, в хорошем двухэтажном корпусе, я встретился в коридоре с пожилым, высокого роста, полковником Латышской армии Либерт, который окончив Виленское военное училище, служил в Митавском гарнизоне до войны 1914 г.
Жена моя и я, при последующих встречах с супругами Либерт, увидели, что эти люди очень симпатичные, гостеприимные, воспитанные и вообще приятные, а полковник Либерт оказался и тёплым собутыльником и хорошим преферансистом, почему мы нередко сходились, живя в одном коридоре, то у нас в комнате, то у Либерт, и наши скучные вечера в старческом лагере оживлялись за преферансом, за рюмкой водки и за интересными и забавными, с оттенком юмора, рассказами полковника Либерт о жизни училища и о жизни Митавского и Рижского гарнизонов, конечно и о картинках боевых в войну 1914–1917 г.г. Настолько задушевно и красочно Либерт рассказывал про юнкеров и про жизнь училища, что я с большим сожалением отрывался от его рассказов, когда приходилось разлучаться и расходиться по своим комнатам. Несмотря на свои буйные годы и латышскую службу, Либерт, в своих рассказах остался юнкером Виленского училища и вспоминал его очень тепло. Иногда на наши “вечера” приходил из соседнего корпуса Удикас, и тогда три Виленца “гуляли” по родному училищу.
Часто и много Либерт рассказывал нам про юнкера по фамилии Пек, который в то время был общий любимец юнкеров и знаменитостью училища и города Вильно. Юнкера Пека знало всё Вильно. Юнкер Пек учился очень хорошо, но за свои “художества” был выпущен прямо из юнкера, по 3-му разряду, а во время войны 1914–17 г.г. по поручению Ставки, в Швеции организовал контрразведку, которой руководил и в латышские времена, жил богато в Риге. Пек был незаурядного ума, но его всё же не хватило, чтобы в удобный момент удрать; в 39 или 40 году коммунисты увезли его в неопределённом направлении. Покидая лагерь “Варель”, милых супругов Либерт я оставил там.
Капитан Лейман. Из книги “На службе Отечества".