Согласен полностью с предыдущим оратором (так вроде-бы раньше говаривали) , мало того , мне лично показалось , что , чувство "белой летчиской кости " просто прет из пилота... Ох, и насмотрелись мы за свою службу на всяких "покрышкиных" и "нестеровых". Хотя , надо отдать должное автору , он их тоже не жалеет. А про командира, полковника Рутского , могут по рассказывать многие наши товарищи (в том числе, кто регулярно на сайт заходит), если ,конечно ,захотят... Но , не смотря на все , Кошкин Александр,автор, заслуживает уважения, БОЕЦ ! И по моему честный и искренний, в том числе ,и по отношению к себе.

“Миф” – так называлась операция НКВД по расследованию судьбы Гитлера
Элла Максимова, “Известия”


Останки фюрера — на Большой Пироговской улице

Держу в руках останки черепа Гитлера. «Не бойтесь!» — говорит Сергей Владимирович Мироненко, директор Государственного архива России, где они в строжайшей сверхсекретности Бог знает сколько лет пролежали в картонной коробке с надписью «чернила для авторучки синие» вместе с окровавленными деревяшками, выпиленными из дивана в последнем кабинете фюрера в подземном бункере рейхсканцелярии.
Боюсь. Не прошлого — какое ни жуткое, но прошло — а будущего. Боюсь изуверских идей и планов, которые, оказывается, могут рождаться в обычной черепной коробке, под нормальными, человеческой конфигурации, костями.
Как оказались они в Москве, на Большой Пироговской улице, в Государственном архиве России, если двадцать с лишним лет назад тело было наконец после перезахоронений уничтожено, а единственное сохранившееся материальное подтверждение свершившегося — челюсти с множеством коронок и мостов, позволивших сразу, в мае 45-го, провести идентификацию мертвых тел Гитлера и Евы Браун, — находится, по слухам, в архивах госбезопасности?
Тайна окружала событие с первых дней капитуляции Берлина. Не немецкая — советская Тайна. Волей Сталина миру так и не были предъявлены документы о смерти вождя фашизма. Самым богатым держателем информации был Советский Союз. Рейхсканцелярию брала 3-я ударная армия, первой ворвавшаяся в Берлин, бойцы 3-й ударной нашли в саду рейхсканцеля-рии, в воронке от бомбы, обуглившиеся тела, ее разведчики занимались поиском и поимкой свидетелей.
Но у союзников оказались тоже свои пленные из ближайшего окружения Гитлера, успевшие сбежать на Запад. Затем был Нюрнбергский процесс, изданы воспоминания, мемуары, дневники. Тем не менее печать недосказанности лежит на этом историческом событии до сих пор. Время от времени, вплоть до недавнего, появляются ошеломляющие «свидетельства» того, что Гитлер всех обманул, выдал за себя двойника, сумел скрыться.
Недавно газета «Век» перепечатала американскую сенсацию:
в Бразилии живут бывшая любовница фюрера восьмидесятилетняя Ева Браун с дочерью Гитлера Хайди, вывезенные из Германии в 45-м на подводной лодке. А рядом с фюрером была вовсе не Браун, а его секретарша...
Это наша пропаганда помогала осуществить последнее желание Гитлера — уйти в миф.
Именно так — «Миф» — назвали в оперативном управлении ГУПВИ (главное управление по делам военнопленных) НКВД СССР повторное, в 46-м году, расследование обстоятельств смерти Гитлера, составившее шесть толстых фолиантов, упрятанных на полвека вместе с черепными костями. Только на чтение ушла у меня почти неделя. Их бы надо издать, эти две тысячи страниц. Они интересны подробностями не только того, что случилось в Берлине, в подземелье на Вильгельмштрассе, но и тем, что зимой и весной 1946 года происходило в Москве, на Новослободской улице, в Бутырской тюрьме.
ХОД апрельских событий 45-го года по дням и часам не составляет, повторяю, секрета для мира (правда, на русском языке, кроме знаменитой документальной повести переводчицы штаба 3-й ударной армии Елены Ржевской «Берлин, май 1945», других книг очевидцев, кажется, не издавалось), но их придется конспективно напомнить, иначе будет непонятно дальнейшее.
16 апреля — началось наступление Красной Армии, последнее большое сражение на территории Германии. Прорыв на Одере, впереди — Берлин.
20 апреля — Гитлеру исполнилось 54 года. Праздничный пирог в комнате Евы Браун под приближающийся гул фронта. Первые дальнобойные залпы по столице. Подготовка к отлету. Под Мюнхен, в Берхтесгаден, где находится имение Гитлера, уже отправлены архивы, часть аппарата, личного персонала.
21 апреля — снаряды рвутся в городе, советские части вышли на его окраины, артиллерия бьет по центру. Гитлер перебрался в бункер.
22 апреля — совет у Гитлера. Военные призывают фюрера улететь. После истерики он заявляет, что не покинет Берлин.
25—26 апреля — Берлин окружен советскими дивизиями. Измена рейхсмаршала Геринга, его заявление из Южной Германии о том, что он берет на себя руководство делами рейха. Гитлер неистовствует. По вызову в бункер прибывает новый командующий авиацией генерал фон Грейм со своим личным пилотом летчицей Ханной Рейч.
28 апреля — ночью на втором совете Гитлер объявил о решении покончить с собой и призвал к тому же своих генералов, обещая, что тела их будут уничтожены и русским не достанутся. В саду канцелярии расстрелян за попытку бегства генерал Фегелейн, муж сестры Евы Браун. Русские — в сотнях метров. Берлин — в огне и под огнем. Рейхсканцелярия обстреливается густо, непрерывно, точно. Измена шефа гестапо Гиммлера, который обратился к англо-американцам с предложением сепаратного мира.
29 апреля — свадьба Гитлера, он женится на Еве, гражданская церемония, выдача брачного свидетельства, ужин с шампанским. Следующий предсмертный акт — завещание. Гитлер назначает верховным главнокомандующим адмирала Деница, рейхсканцлером — Геббельса. Действие цианистого калия проверено на любимой овчарке.
30 апреля — прощание с Геббельсом, обоими камердинерами. В шестнадцать часов Гитлер и Браун покончили с собой. В парке рейхсканцелярии тела облили бензином и подожгли. Полуобгоревшие трупы сброшены в яму, которую не очень плотно присыпали землей и щебнем (на останки 4 мая наступил, спрыгнув в воронку, рядовой Чураков Иван, первым открывший захоронение Гитлера, не ведавший, кого он обнаружил).
1 мая — приняли яд, отравив перед этим своих шестерых детей, министр пропаганды, новый рейхсканцлер Германии Геббельс и его жена Магда.
Теперь можно приступать к «Мифу».

У разведки союзников сомнений не было

Главные эпизоды «Мифа» укладываются в полгода — с осени 45-го по весну 46-го.
Но ведь было первое расследование, по горячим следам — в мае 45-го. Тогда заместитель наркома внутренних дел И. Серов, направляя Берия акты экспертиз и опознания, протоколы допросов, писал:
«Перечисленные документы и фотографии подтверждают правильность наших предположений о самоубийстве Гитлера... Не вызывает сомнений то, что предполагаемый нами труп Гитлера является подлинным».
Коряво, но куда определеннее! Все это, разумеется, Берия докладывал Сталину, И до того, в начале мая, Абакумов, заместитель наркома обороны, возглавлявший СМЕРШ («Смерть шпионам», военная контрразведка), уже представлял вождю эти же бумаги. Казалось, все ясно — Гитлер мертв.
Тверды были в том же мнении и союзники, хотя им советские друзья по оружию своих доказательств не показывали, и потому они, не видевшие ничего вьяве, докапывались до истины дольше.
Осенью руководитель американской группы разведки Контрольной комиссии по Германии бригадный генерал Конрад обратился к начальнику нашей оперативной группы в Берлине генералу Сидневу:
«Дорогой генерал! Зная, что Вы разделяете со мной большой интерес к вопросу о смерти Гитлера, препровождаю Вам недавно полученный материал, подробно описывающий последние дни Гитлера».
Никто американцев о том не просил, действовали сами, по своему разумению — как же, ведь союзники, а Гитлер — общий враг. Материал — многостраничный рассказ капитана фрейлейн Ханны Рейч, составленный из ответов на вопросы американских следователей. В нем много острых психологических наблюдений, критических оценок, неожиданных в устах убежденной нацистки, свято преданной фюреру. Однако для нас важнее, как отнеслись американцы к ее показаниям.
«Временами она не уверена в именах и датах... , события тех дней проходили так бурно, что она часто не в состоянии вспомнить их настоящую очередность... Сведения можно считать вполне надежными... Рейч описывает это как патетическую картину полного крушения человека. Трагикомедия разочарования, бесплодности и бесполезности. Вид человека, бегающего, как слепой, от стены к стене своего последнего убежища, размахивающего бумагами, которые болтаются в его нервно вздрагивающих руках... «Человек, которого я видела в убежище, не может жить. У него не было цели, чтобы жить, и трагедия была в том, что он это хорошо знал, может быть, лучше, чем другие...» Оценка показаний: допрашивающий считает, что приведенные выше сведения даны с искренним и добросовестным желанием говорить правдиво и точно... ее слова можно считать глубочайшим усилием быть искренней и честной. Сейчас она испытывает тяжелую душевную борьбу, стараясь примирить свои понятия о «чести» со своими показаниями о Геринге, Гиммлере и самом Гитлере».
Вслед за американцем поделился с генералом Сидневым собственной информацией и выводами английский разведчик бригадный генерал Форд. Опять уверенно:
«Показания, полученные из источников, существующих в настоящее время, полностью совпадают во всех основных пунктах, и это совпадение следует отметить, так как группы свидетелей совершенно не связаны друг с другом... приводят к следующим основным выводам, которые были тщательно проверены и в которых не может быть сомнений... Нет доказательств для поддержки циркулирующих версий, предполагающих, что Гитлер еще жив. Все такие истории... были расследованы, и найдено, что они не имеют оснований, большинство из них распадалось при первом соприкосновении с фактами... Невозможно предположить, что версии различных очевидцев представляют собой заранее сфабрикованную историю... Не является возможным, чтобы свидетели ошибались в отношении трупа Гитлера».
Правда, несмотря на убеждение, что фюрер мертв, англичане хотели бы все-таки получить результаты экспертизы челюстей, которую, как генералу Форду стало известно, провели русские. Он также просит коллегу ответить, известно ли местопребывание главных свидетелей: Ганса Бауэра — шеф-пилота Гитлера, Гейнца Линге — старшего камердинера, Отто Гюнше — личного адъютанта. Если они — в распоряжении русских, то нельзя ли подвергнуть их допросу и английской стороной?
Тут и начался переполох. Бауэр, Линге и Гюнше находились в подмосковном лагере №27 и внутренней тюрьме НКВД

Задача: расследовать версию о самоубийстве

О запросе англо-американцев, их намерении обсудить вопрос об обстоятельствах смерти Гитлера на заседании Объединенного директората разведок четырех держав надо было ставить в известность Сталина. На что испрашивать высочайшее соизволение, дабы не гневить вождя? Поделиться с союзниками информацией? Ограничиться кратким резюме? Позволить осмотреть парк, где были обнаружены трупы (уже зарытые в другом месте)? Или соврать, выкрутиться? Между тем заместитель наркома внутренних дел генерал-полковник Серов срочно просит у Берия указаний о поведении в Берлине.
Среди проектов записки наверх, увы, не обнаружила я ни окончательного текста, ни резолюции Сталина. Но дело закрутилось в 46-м вновь от нуля.
Вполне вероятно, что задним числом Сталин высказал неудовольствие результатами майского следствия, что его опять вывело из себя напоминание о том, что заклятый друг-враг, покончив с собой, ускользнул от его, Сталина, возмездия. Ведь даже на Потсдамской конференции — это уж два месяца миновало после победы, и документы, подтверждающие смерть фюрера, ему несколько раз представлялись — он опять, словно заклинание, повторял, что судьба Гитлера неизвестна.
Теперь этим делом займутся настоящие чекисты, которые считают, что их предшественники — контрразведчики СМЕРШа при 3-й ударной армии — либеральничали, допустили промашки, а они-то будут бдительны, не дадут фрицам ни малейшего послабления и, чем черт не шутит, обнаружат следы бегства рейхс-канцлера.
19 января 1946 года за подписью заместителя начальника ГУПВИ генерала Кобулова составлена подробная справка на имя наркома внутренних дел Круглова с выжимками из показаний ближайшего окружения Гитлера, материалов английской и американской разведок, майских судебно-медицинских экспертиз и показаний дантистов, узнавших «свои» мосты и костяки на челюстях Гитлера и Евы Браун.
В справке в разделе «Совпадающие данные» перечислены:
а) венчание Гитлера и Браун и их самоубийство;
б) сожжение тел, предварительно облитых бензином;
в) обнаружение двух полусгоревших трупов в бомбовой воронке;
г) причина смерти — отравление ядом (осколки раздавленной ампулы во рту);
д) доказательство опознания — зубные протезы.
Затем следует «но»:
«Но наряду с этими вескими фактами... имеются серьезные данные, дающие основания взять смерть Гитлера под сомнение».
Несовпадения возникли прежде всего из допросов Гейнца Линге, камердинера Гитлера,—последнего человека, видевшего фюрера живым. И первого — мертвым.
Войдя вместе с Мартином Борманом (заместитель Гитлера по нацистской партии) в кабинет, он увидел на правом виске трупа небольшое кровавое пятно. По английским же сведениям, выстрел был произведен в рот.
А экспертиза «видимых признаков тяжелых смертельных повреждений» вовсе не нашла. Куда в таком случае делись следы пули?
Далее: Линге утверждает, что на трупе Евы Браун — она сидела рядом с Гитлером на диване, поджав под себя ноги, туфли сброшены на пол — ран не было. А эксперты выявили тяжелые ранения грудной клетки и извлекли из груди металлические осколки. Пистолетами, валявшимися на ковре, такие раны нанести нельзя.
Разные свидетели называли разных людей, выносивших тела в сад, разное ’время, в течение которого трупы горели. Одни говорят, что через три-четыре минуты ветер задул пламя, другие — что сгорели дотла. И никто из допрошенных не может ответить, что сталось с телами или прахом. Единственный — патрульный охраны СС — с расстояния 50—60 метров наблюдал будто бы, как их закапывали.
«Наличие серьезных противоречий в данных о якобы происшедшем самоубийстве Гитлера 30 апреля 1945 года вызывает необходимость жесткой перепроверки... Представляется целесообразным... провести тщательно, по разработанному плану всестороннее расследование версии о самоубийстве».
Самоубийство стало якобы самоубийством. Отныне слова «мнимая смерть», «версия» будут сопутствовать всем протоколам, сводкам, донесениям, меморандумам как бы для постоянного подогрева сомнений. Покой мог следователям только сниться. Впрочем — когда, если еже-дневные допросы в феврале-марте-апреле будут идти исключительно ночами.
В плане агентурно-следственных мероприятий уже определенно говорится о прежних «неправдоподобных утверждениях» арестованных, которые «лишают возможности сделать какие-либо определенные выводы о судьбе Гитлера после падения Берлина». Задача:
«Выяснить, куда и при каких обстоятельствах исчез Гитлер после 30 апреля».
Запомним третий пункт плана: каждого подследственного «обеспечить» внутрикамерной агентурой. Отметим седьмой: о ходе допросов и «внутрикамерной разработки» выпускать ежедневно к 12 часам сводку. Наконец, девятый: материалы объединить в одно дело, «присвоив ему кличку «Миф».
В ДЕЛО подшита любопытная депеша из Берлина, которая, надо думать, подлила масла в огонь нетерпения допрашивателей и агентов.
Оперативной группой в городе Бернау установлен некий Велер Густав, очень похожий на фюрера. До 1944 года — берлинец. Его не раз вызывали в гестапо — предлагали изменить прическу и сбрить усы. Велера предупреждал лично Гиммлер: «Если будете носить волосы так же, как фюрер, исчезнете навсегда». Похож — на удивление (к депеше приложена фотография)! Со-единить живого Велера с версией о подложенном в кабинет Гитлера трупе двойника невозможно. Но сам факт, что двойники находились в поле зрения гестапо, подпитывал воображение следователей свежими идеями.
Они готовились к «активным» допросам. Начальнику Бутырской тюрьмы приказано выделить изолированные друг от друга камеры, в которых можно содержать по два арестанта (второй — агент). И столько же кабинетов для допросов. Гарантировать проведение «спецмероприятий» для наблюдения за арестованными, особую охрану и немедленное конвоирование.
Из подмосковных лагерей и внутренней тюрьмы НКВД в Бутырки доставили восемь военнопленных, служивших в охране Гитлера и обслуживавших его, от генерала до фельдфебеля. Я ограничусь тюремной историей двух — пятидесятилетнего Ганса Бауэра, личного пилота, и Линге, старшего камердинера, тридцати трех лет.
Из материала допросов каждого, если учесть, что они длились по четыре-пять часов, а бывало и восемь-девять, составился бы приличный том. Однако самих протоколов в «Мифе» немного. Возможно, «ушли» в отдельные дела подследственных. Вместо них — справки, выписки. Самую же суть показаний, даже с частностями, порой весомыми, вообще можно было бы уложить в несколько страниц. Вы скажете, это теперь легко отделить зерно от плевел. Согласна, легче. Но и тогда не требовалось быть изощренным аналитиком для добывания зерна из кучи сора, потому что неделя за неделей повторялось одно и то же.
В отличие от допросов агентурные донесения представлены во всей многословной полноте, в сотнях страниц, доказывающих, что главная ставка была на камерные контакты и откровения.

Что извлечено из допросов

Бауэр стал летчиком Гитлера еще до прихода его к власти — возил на предвыборные митинги. Раньше, пилотом Люфтганзы, облетел мир. Очень близкий фюреру человек, владел секретами, доступными лишь самым преданным соратникам. В плен попал 2 мая раненым, в лагере под Познанью ему ампутировали правую ногу.
Не получив на то задания, Бауэр, тем не менее, еще в марте из имевшихся в его распоряжении самолетов эскадрильи фюрера выбрал три «Юнкерса», которые подготовил к большому маршруту. После замены сидений бензобаками машины могли пролететь без заправки десять тысяч километров. В апреле он пробовал убедить Гитлера бежать хоть в Мюнхен, хоть в Манчжоу-Го. Тот был непреклонен: «Все это уже не имеет смысла. Мои генералы меня покинули, мои солдаты больше не сражаются. В Мюнхене борьба продлится еще две недели, затем и там наступит крах».
В последний день при прощании Гитлер просил Бауэра проследить, чтобы его сожгли,— иначе труп могут увезти в Москву.
Что до двойников, то, может, они и существовали, но Бауэр отвечал твердо: тот, кто с ним прощался, был Гитлер.
«Это был не прежний Гитлер. Сутулый старик, с дрожащими руками, больным глазом, отвисшей щекой, волочивший ногу...» Но шеф-пилот «хорошо знал своего Гитлера, своего отца. Те глаза смотрели на меня, та же рука была протянута мне...».
Нет, не мог он ни с кем улететь, за тринадцать лет только раз доверился другому пилоту. Да и не было днем 30-го уже никакой возможности вырваться.
Почему генерал Бауэр заговорил о быте фюрера, связях, привычках? О пикантных подробностях жизни «обожаемого отца»? 0 том, к примеру, как аскет Гитлер — таким был его народный имидж — стал появляться к ужину в отеле «Кайзергоф». За соседними столиками сидели сплошь пожилые дамы, пожиравшие его влюбленными глазами. Постоянно одни и те же. СД разведала, в чем дело: кельнеры продавали места вокруг фюрера по тридцать марок. Были, конечно, приняты меры, и к чаю стали подавать вместо морщинистых графинь свежих красоток. Гитлер был неравнодушен к хорошеньким женщинам, недаром так любил артистический ресторан у Тиргартена. И того не скрыл шеф-пилот, что хранил в своей служебной комнате в аэропорту редкие снимки...
Не панический ли страх вызвал откровения? Бауэр постоянно ждал, что его поведут на муки и издевательства.
О смерти Гитлера генерал узнал от Геббельса и Бормана, к тому моменту трупы уже горели в саду. Он ничему не удивился, кроме того, что вождь стрелял в себя из обычного армейского пистолета, не воспользовавшись прекрасным личным оружием.
Следователь усмотрел в рассказе психологические несообразности: как же это Бауэр не расспросил никого о подробностях, ни в убежище, ни позже, встретив в познанском лагере знакомых? Тот отвечал, что не хотел слишком много знать. В Бутырки «привезли и адъютанта Бауэра Рахуса Миша. Да, в Познани шеф интересовался, о чем спрашивали на допросах, но сговора между ними не было. Агент доносил: Миш уверен, что подробности «смерти Гитлера никогда не будут раскрыты, потому что очевидцев не считают достойными доверия».
Бауэру не верили, сколько ни твердил он и в кабинете следователя, и в камере: «Гитлер умер, для меня Гитлер умер».
Но ведь мертвого фюрера Бауэр не видел...

Яд или пуля! Где след выстрела!

ШЕФ-пилот Бауэр не видел Гитлера мертвым. А старший камердинер Линге был последним, кто говорил с ним. Линге взяли в плен тоже в начале мая при попытке вырваться из поверженного Берлина. Самый ценный, самый осведомленный свидетель.
Еще 25 апреля фюрер сказал ему, что покончит с собой. При нем 28 апреля передал личному врачу письменное распоряжение на выдачу цианистого калия и получил яд. С ним поделилась своим решением на прогулке в парке Ева: она готова умереть вместе с Адольфом, но — как его законная жена.
Вслед за Бауэром Линге рассказывал об интимном женском круге Гитлера. Всех женщин фюрера — подруг, бывших покровительниц в пору борьбы за власть — камердинер знал, встречая, провожал, подавал им ужин.
Как и Бауэру, Гитлер сказал Линге, что не хочет быть выставленным в русском паноптикуме после смерти. А вот это — только Линге: «Когда-нибудь придется, быть может, написать на моей могильной плите: «Он пал жертвой своих генералов» («плита» насторожила следователей: откуда ей быть, если Гитлер просил уничтожить труп?).
Последние минуты прошли при Линге.
Фюрер появился в рабочем кабинете Геббельса, сделавшего еще одну попытку отговорить его, но Гитлер не дал увести себя в комнату, вернулся на свою половину. За ним последовали Линге и второй камердинер — Крюгер. «Разрешите, мой фюрер, проститься с вами». Гитлер сказал, чтобы они прорывались на запад, к американцам. «Зачем, мой фюрер, это теперь не имеет смысла». Он ответил: «Для вождя, который придет». Напомнил о приказе сжечь трупы, просил снять со стены для Бауэра, когда все будет кончено, свой любимый рембрандтовский портрет Фридриха Великого. И остался один. По всей видимости, Ева вошла к нему уже через ванную комнату.
Камердинеры двинулись бесцельно вдоль коридора. Через несколько шагов Линге спохватился, вернулся — ждать развязки. Раздался выстрел, и в приемной запахло пороховым дымом. Он вошел к Борману: «Рейхсляйтер, свершилось!» Вдвоем открыли дверь кабинета... На заранее припасенном одеяле понесли тело по ступеням наверх, в сад. Кто-то — Линге был в смятении, не помнит — нес Еву Браун. Ветер гасил спички, под прикрытием стены Борман зажег лист бумаги. Линге бросил ее на мертвых. В саду рвались снаряды, обстрел шел смертельный. Быстро отдав честь, Линге, Гюнше, Борман, Геббельс, Кребс и остальные ретировались в подземелье. Бронированная дверь захлопнулась.
Опять полистала блокноты в поисках ситуации, характеристики, которые давали бы следователям основательный повод усомниться в самоубийстве, приблизиться к предположению, что Гитлер жив.
Существовали ли резоны для перепроверки в 46-м году? Наверное, да. Хотя сама смерть Гитлера едва ли нуждалась в новых подтверждениях. Другое дело, выстроить для будущих поколений, для науки — науки извлечения уроков из прошедшего, чтобы не швырять больше под ноги тиранам, безумцам судьбы человечества, факты в логичный, последовательный ряд, заполнить пустоты, примирить противоречия (большей частью между показаниями тех, кто видел, и тех, кто слышал от тех, кто видел).
История, как и жизнь, складывается не только из блоков событий, но и из цемента подробностей. Тем более в применении к одной из самых чудовищных человеческих особей, которых когда-либо рождала земля. Должна быть исключена возможность домысливания портрета, характера самого конца.
Яд или пуля? Крысиный уход из жизни или маршальский? Хотя если мертвый человек на диване в кабинете Гитлера — Гитлер, то вопроса нет, раздавленная ампула во рту отвечает на него однозначно (кто бы и зачем стал подкладывать яд не Гитлеру?).
А пуля? Пущена своей или чужой рукой (историки поныне к согласию не пришли, давняя гипотеза американцев — по просьбе Гитлера, для верности, стрелял в труп адъютант Гюнше, Елены Ржевской в книге «Берлин, май 1945» — Линге)? Мыслимо ли, положив в рот ампулу с мгновенно действующим ядом, одновременно раздавить ее и спустить курок? Где след выстрела? Кто хоронил фюрера и почему с таким небрежением и безучастием? Наконец, обстановка в бункере, распределение ролей, мера вины за оттяжку неизбежного финала?
Увы, участники операции «Миф» не доискивались ответов подследственных на эти вопросы, хотя бессчетно задавали их. Целью было не столько открыть неизвестное, сколько опровергнуть известное, что требовало других приемов работы.
Самый популярный — психологический шантаж уже с порога следовательских кабинетов. «В показаниях, данных вами вчера, вы говорили неправду». «Вы стоите на ложном пути. Следствие располагает доказательствами, что все ваши показания вами даны заведомо ложно». Повторяемый изо дня в день, точнее, из ночи в ночь, он подавлял своей методичностью.
Угроза привезти в Москву семью, дочерей, рассадить по одиночным камерам. А назавтра — предложение помочь близким, доброжелательная откровенность следователя: «Понимаю, после тринадцати лет службы вы не можете выдать фюрера».
Однажды ночью всех — Бауэра, Линге, Гюнше — повели на допрос с вещами. Бауэр был уверен, что впереди Лубянка, пытки. Нет, всего навсего личный обыск. Забрали военную форму, переодели в отрепья. Вместо офицерского пайка — арестантский. Спать днем после ночных допросов запрещено.
Агенты работали круглые сутки и умудрялись писать (уходили на «допросы»?) ежедневные донесения, в которых гораздо больше фантазии и разнообразия, чем в показаниях их подопечных.

Камерная работа

“БЕМЕН”, «В-III”, “Нацист”, “Егерь” — кто были они? Безупречный немецкий, знакомы с друзьями «товарищей по плену», отлично ориентируются в Берлине — улицы, отели. Судя по всему, тоже немцы. Не дилетанты в камерной работе. Проявляли творческую инициативу, но руководствовались и заданиями. Например: «Дать понять, что следователи, обещая поддержку, обязательно ее окажут, и привести факты. Это входит в этику поведения всех советских разведок».
После ночи обыска «В-III» пишет о Бауэре:
«Вернулся с допроса совершенно потрясенный и подавленный, каким я его еще никогда не видел... говоря, что и это ничего не изменит в его показаниях... Я ему сказал, что, мне кажется, переодевание указывает на то, что его станут считать не военнопленным, а подсудимым и что русские это делают только в случае наличия серьезных улик»
Агент не сочинял. Накоплено множество «изобличающих» моментов.
Подозрительно «подчеркивание мелочей в рассказе о прощании с Гитлером». И рассуждение на подброшенную агентом тему о фальшивом трупе: Бауэр не верит, что это осуществимо — привести двойника, отравить, застрелить. Хотя, по мнению следователя, было совершенно «несложно» подобрать в соседнем лазарете среди сотен тяжелораненых и умирающих человека, похожего на Гитлера.
Если бы фюрер поручил уничтожить труп, Бауэр непременно присутствовал бы при сожжении. Ведь он был всей душой предан Гитлеру, а понятие чести, слова для немецкого офицера превыше всего.
А равнодушие Бауэра? Не подойти к телу, не попрощаться, не расспросить очевидцев. Он говорит, что намеревался сделать это, выбравшись из Берлина. Явная ложь, потому что, будучи в убежище, здравомыслящий человек не мог рассчитывать, что кто-то уцелеет...
Да, улики. Против нацизма, а не арестанта. Стоило Фюреру испустить дух, как пали все запреты, рухнула верность, высокие клятвы, и каждый занялся собственным спасением. Геринг и Гиммлер, столпы режима, сделали это еще до 30 апреля. А московские следователи, кажется, принимали за чистую монету моральный кодекс строителя фашизма, производя из него свои умозаключения.
Требовали признаться в том, что он, Бауэр, был невозмутим потому, что знал — это всё инсценировка. Месяцами непрерывно требовали и пугали, пугали и требовали.
Всё чаще сообщал «В-III»: плачет, разговаривает сам с собой, впал в депрессию, думает о самоубийстве. Потеряв самообладание, кричал следователю: «Расстреляйте меня!.. Я больше не могу». В камере повторял: «Я не могу сказать того, чего от меня хотят. Даже если будут пытать... Я не способен воскресить фюрера... если будут бить жену, я не смогу ей помочь и изменить показания... Следователь очень честолюбив и гонится за успехом. Следствие уже предварительно дало знать высшим властям, что Гитлер жив, и теперь не хочет от этого отказаться».
В апреле «В-», прощаясь перед «освобождением», настоятельно убеждал Бауэра передать с ним письмо: у генерала, одного из немногих оставшихся в живых свидетелей трагедии, есть шанс — другого может не быть — выполнить долг перед немецкой историей и немецким народом, рассказать правду. «В- обещал добыть бумагу и зашить письмо во френч. Однако, и в записке зятю Бауэр писал: «Гитлер мертв, и мы не можем сделать его живым».
Не голод, не холод заставили его в конце концов заколебаться, а пытка ритмичным однообразием допросов — каплей воды, которая точит и камень, и мозг. Бауэр уже допускал существование двойника. Новый агент доносил: «У него появилось сомнение».

«Мне хотелось скрежетать зубами»

ГЕЙНЦ Линге много моложе шеф-пилота Бауэра, образование—строительное училище, он не генерал, всего лишь слуга, хотя и с эсэсовским званием. Его камерный агент «Бемен» доносит о нем то же самое, что «В-» о Бауэре, — слезы, депрессия или ярость: «Делайте со мной, что хотите, лучше сразу расстреляйте, ничего больше добавить или изменить я не могу». Линге тоже ничего неизвестно о двойниках, тайных подземных выходах из подземелья и т. д.
Так он говорит. По мнению «Бемена», заметает следы, зная, что его нельзя изобличить во лжи, ибо только двум людям ведомы все подробности «смерти Гитлера» («смерть» во всех документах в кавычках) — ему и Мартину Борману, которого нет в живых. Кто поверит, что Линге не в состоянии вспомнить имена людей, выносивших в сад тело Евы Браун? Какое еще душевное потрясение!
«Бемен»:
«Гитлер ему раньше говорил о своем решении. Следовательно, смерть Гитлера не могла быть неожиданностью для Линге. Потрясение было бы понятным в тот момент, когда Гитлер сообщил... Самый факт самоубийства не мог быть поэтому для Линге таким неожиданным событием, как он хочет изобразить».
А Бауэра уличали во лжи на том основании, что был спокоен.
«Бемен» замечает множество натяжек в ответах и поведении бывшего камердинера и после каждого допроса выстраивает новые причинно-следственные цепочки. Почему Линге из коридора вернулся в приемную, а второй камердинер Крюгер — нет? Намеренно уводил Крюгера подальше от кабинета Гитлера, чтобы избавиться от свидетеля. Почему Линге так поспешно покинул парк, где еще горели трупы? Это не оправдание — сильный обстрел. Линге, который за несколько минут до того уверял фюрера в безграничной преданности и сам намеревался покончить с собой, «не должен был бояться обстрела». И как же потом, в кабинете, уничтожал личные вещи фюрера — выходит, вполне владел собой (какова логика?!)
Гитлер досрочно присвоил ему звание штурмбанфюрера. Не в предвидении ли маневра с исчезновением, чтобы заручиться еще большей преданностью?
«Нелепости» в рассказе Линге бросаются следствию в глаза. Приготовил одно одеяло, хотя трупов предполагалось два. Почувствовал запах порохового дыма — это через двойные-то двери, при исправной вентиляции! Какой самоубийца заранее сообщает о своем решении, разве что для камуфляжа! Наконец, технология самоубийства.
Линге считает, что Гитлер застрелился, а Браун отравилась. Уж это, полагает агент, откровенная чушь.
«Мне лично неизвестен ни один случай, когда супруги покончили бы с собой разными способами. Неправдоподобно и то, что оба мирно сидели рядом на диване».
И наступил момент, когда Линге, как Бауэр, перестал доверять своей памяти.
Линге — «Бемену»:
«...с пороховыми газами. Комиссар тоже сказал, что это невозможно. Но я же чувствовал их запах! Значит, это должно быть возможно, иначе я не мог бы их обонять... Меня снова спрашивали о пулевом отверстии и о том, были ли на костюме следы крови. Я ответил, что заметил на правом виске красное пятно величиной в 3 марки. Было ли это действительно пулевое отверстие, я не знаю, конечно, пятно могло быть и накрашено... Иногда сам бываешь близок к тому, чтобы думать, что все было так, как этого хотелось бы комиссару…”
«Бемен» — о Линге:
«...теперь все же допускает мысль о том, что с самолетом могло быть что-то подстроено... Он ищет какого-либо выхода, чтобы признать на допросе подобную возможность... Если подвергнуть строгому допросу в течение нескольких недель, может дать правильные показания».
ОДНАЖДЫ, еще в феврале, Линге истерически кричал на допросе: «Я все время говорю правду, другой правды сказать не могу». И, вернувшись в камеру, признался «Бемену»: «Мне хотелось... сжать кулаки, скрежетать зубами— Я себя спрашиваю: какой в этом смысл?»
Действительно, какой? Чем дальше читала дело, тем больше сомнений меня одолевало: не втягиваюсь ли и я в абсурдистский розыгрыш, некую разновидность следственных спектаклей, знакомых нам по процессам тридцатых годов?
Следствие потому и следствие, что не знает, что будет итогом его усилий. Это — знало, к чему должно прийти, и шло наперекор здравому смыслу. Ну, а сломались бы Бауэр и Линге окончательно, признались, что скрыли бегство Гитлера, что в яму бросили двойников? Чем бы это подтвердили и что предъявило бы управление по делам военнопленных Берия, Сталину?

На очной ставке с бункером

НАДЕЖДУ на новую версию смерти фюрера решено было подкрепить жизненными реалиями, для чего заключенных повезли в Берлин. Через год после его падения.
План оперативных мероприятий предусматривал изучение всей картины заново, словно бы впервые. Схема расположения комнат, осмотр мебели — той, что осталась, и той, что вывезена, стен, потолков, полов, сада. Эксгумация и судебно-медицинское вскрытие. Во второй раз.
14 мая Линге допрашивали в бункере. Он подтвердил: да-да, тот самый гардероб, несгораемый шкаф, письменный стол, диван, все на прежних местах. Вон и след от портрета Фридриха Великого, который забрал Бауэр.
Главный действующий предмет — диван — измерен по миллиметрам, ручки, ножки, перекладины, все пятна, брызги на нем и на стенах описаны с придирчивой тщательностью. Судмедэксперт профессор Б. Семеновский подтвердил, что это — следы крови человека, сидевшего в правом углу дивана. «Ранение локализовалось на голове... от выстрела в голову». Части дивана, кусок обивки, соскобы мазков, «изъятых на стенах», спешно отправлены в Москву. А начальник советского госпиталя в Бухе, предместье Берлина, получил служебную записку генерала Сиднева:
«В связи с необходимостью проведения медицинских мероприятий, связанных с выполнением специального задания, прошу во вверенном Вам госпитале выделить для оперативного сектора Берлина СВА одну комнату, необходимые хирургические инструменты и закрепить одного-двух санитаров за профессором. Семеновским».
Однако армейские власти отдавать тела не торопились, 30-го мая подполковник Клаусен, возглавлявший следственную бригаду, был вынужден звонить в Москву. В телефонограмме, сказано:
«Необходимо, чтобы тов. Абакумов (к тому времен министр государственной безопасности. — Э. М.) дал распоряжение выдать для осмотра два ящика с трупами».
Трупы находились уже не в Берлине, а в Магдебурге, перезарытые во дворе управления СМЕРШа,
Загадка ампул — следователи подозревали, что их вложили двойникам в рот после убийства — тянула за собой другую: где след выстрела? Впрочем, в акте судебно-медицинской экспертизы 45-го года было предусмотрительно отмечено: «Крышка черепа частично отсутствует, сохранились части затылочной кости, левой височной...»
Московская комиссия раскопала воронку в парке рейхсканцелярии. И чудо — там, где про топали тысячи солдатских сапог, нашелся ответ на вопрос, был ли выстрел.
«При раскрытия дна «ямы на глубине 50—60 сантиметров обнаружены на небольшом расстоянии друг от друга два частично обуглившихся куска костей черепа, на одном из которых отмечается выходное пулевое отверстие... Есть право признать, что выстрел произведен в рот или в височную области справа... на очень близком расстоянии, в упор или почти в упор».
А осмотр земли вокруг и внутри ямы позволил установить, что осколочное ранение Евы Браун «нанесено посмертно».
Тем временем из Москвы пришел результат анализа крови. Точно определить ее группу уже трудно, но предположительно — А (II). Как ни давили на Линге и Бауэра, какие очные ставки ни устраивали, вспомнить группу крови фюрера они не смогли.
Здесь, в Берлине, допросы начинались все той же ритуальной формулой:
«Мы располагаем материалами, что в конце апреля 45-го года Гитлер не находился в Берлине… Мы рассматриваем ваши показания как нежелание сказать правду... На предыдущем допросе вы сделали ряд противоречивых и неправдивых показаний о якобы совершившемся самоубийстве Гитлера».
Но родные берлинские стены не заставили подследственных изменить ответы. Напротив — прогнали вымученное сомнение и воскресили уверенность: то, что они собственными глазами видели 30-го апреля 45-го года, и есть единственная правда.
Найденным пулевым отверстием в черепе и весьма вероятной догадкой о посмертном происхождении огнестрельных осколков в теле Евы Браун исчерпывается доказательная часть огромной полугодовой то ли работы, то ли якобы работы по делу «Миф». Она сама была полу-мифической и завершилась тем, чем началась:
«Несмотря не то, что все дfнные свидетельствуют в пользу показаний Линге и других лиц о том, что Гитлер совершил самоубийство... комиссия не считает возможным сделать окончательные выводы по этому вопросу».
Со Сталиным шутки плохи, обманывать его ожидания опасно. А раз «комиссия не считает», значит, есть основание продолжать поиски Гитлера.

Воздушные замки

ПОД заключением комиссии в моем блокноте подведена черта. Дальше целый том — рукопись воспоминаний Линге и адъютанта Гитлера Гюнше «Воздушные замки». «Мы решили написать правду о Гитлере... Мы хотели бы, чтобы наши сообщения содействовали тому объективному освещению событий, которое является предпосылкой обновления Германии», — сказано в предисловии. Решали-то, положим, без них.
К «работе по получению от Гюнше и Линге материалов политического и интимного характера о Гитлере» МВД приступило в начале 48-го года. Начальнику Бутырской тюрьмы велено было поместить будущих мемуаристов в одну камеру, разрешить продолжительные прогулки и «занятие письменной работой», а на еду тратить по 900 рублей ежемесячно. Мало того— переодеть арестантов, для чего сшить по три комплекта штатского обмундирования. А для творческой помощи выделить немецкого журналиста, бывшего военного корреспондента. Все условия — только вспоминайте! Чем они и занимались на объекте №5 МВД СССР целый год, до осени 49-го.
В рапортах и докладных их именовали «объекты «Писатель». Объекты очень старались, надеясь, что за последней точкой откроется дорога домой. Напрасно. Их вернули в обычный лагерь, где они просидели еще семь лет.
…Так закончился «Миф» — «воздушными замками».
Может, и правильно распорядился начальник контрразведки советских войск в Германии генерал-лейтенант Зеленин, когда, очевидно, в отместку за недоверие к расследованию СМЕРШа в 45-м году, ухитрился не выдать комиссии трупы Гитлера, Браун и семьи Геббельс. Выдал бы — появились новые мифы.
А сейчас пора окончательно распрощаться со старыми. Последнее вещественное доказательство — черепные кости — должно быть предоставлено международной комиссии экспертов, которая, изучив пулевое отверстие, поставила бы точку над «i» в полемике и легендах на тему о том, как умер Гитлер.

Non credo, quia absurdum est...

Рассеяв дым тяжелых дум
Не дав закончить интересный спор
Мой друг! Вы написали мне "абсурдум"
И вынесли жестокий приговор

Вы написалм это по латыни
На мертвом языке древнейших лет
Вдруг ветку на замок прикрыли?
И невозможен стал ответ

Латынью Вы стрельнули метко
Латинских фраз еще мы подоЗДЕМ
Меж тем давно засохла ветка
Которую прибили Вы гвоздем

Ну, блин, латышские парни дают...

ufo-new.ru/nepoznannoe/26-korallovyj-zamok.html

Maikl пишет: Non credo, quia absurdum est...

Рассеяв дым тяжелых дум
Не дав закончить интересный спор
Мой друг! Вы написали мне "абсурдум"
И вынесли жестокий приговор

Вы написалм это по латыни
На мертвом языке древнейших лет
Вдруг ветку на замок прикрыли?
И невозможен стал ответ

Латынью Вы стрельнули метко
Латинских фраз еще мы подоЗДЕМ
Меж тем давно засохла ветка
Которую прибили Вы гвоздем

====================================================================================
Я только высказал свое мнение. А таких как я (если посмОтрите результаты опроса о дате основания училища)-половина! Больше скажу. В моем дружеском окружении таких респондентов ровненько 100%.Так что "не обедом единым"... А дактиль Ваш с амфибрахием хоть и пафосно витиеваты немного,но хороши. Пишите и...обрящите!