Лёш! По его же лозунгу - «КЕСАРЮ КЕСАРЕВО, А СЛЕСАРЮ СЛЕСАРЕВО…» 😊

Тоже из очень старенького и нигде неопубликованного:

              СТРАТЕГ 

Маленькая история-быль времён моей учебы в достославной Харьковской Академии ПВО имени маршала Говорова. Заведение было очень и очень заслуженно-достойное,  с огромным количеством  светил мировой науки на каждый квадратный метр учебной площади. Нас учили такие профессора, доктора наук, как Ширман, Алмазов, Седышев и многие-многие другие. Спасибо им огромное за это и наша бесконечная благодарность и память. Была в нашей Аlma Mater одна кафедра, которая даже на фоне всех этих светил мировой радиолокации
(с определенной долей справедливости!) считала себя в нашей Академии самой главной. Называлась она «Кафедра оперативного военного искусства», её преподаватели всё время нам твердили, что только благодаря этой кафедре, мы получаем «вышайшее» образование (т.е. высшее военное) и становимся военачальниками «средней руки». 
Ну, а самый высший советский генералитет тогда «ковался» в командной  Академии ГенШтаба имени Фрунзе. Это только нынче специалисты-мебельщики и строительные прорабы «рулят» в Министерстве Обороны, а тогда с этим было очень строго! На любые командно-руководящие должности назначали только офицеров с высшим военным образованием.
Ну, да не об этом сегодня… 
Предмет кафедры «оперативного искусства» по содержанию был сродни тактике войск ПВО, но гораздо более высокого уровня. Мы изучали уже как командовать дивизией, корпусом ПВО, армией и выше. Перед самым нашим выпуском эта «главная кафедра» Академии провела учения, в которых мы, выпускники,  «возглавляли» рода войск ПВО. Я был одним из немногих на курсе, кто носил авиационную форму, а главное, при этом, был ещё и счастливым обладателем шитой  в генеральском ателье фуражки и это вознесло меня на тех мероприятиях  аж в «целые» начальники авиации армии! «Прикалываться и стебаться»  я начал ещё перед учениями, когда мы только сдавали «преподу» на утверждение карту-постановку задачи. Получилось так, что  я  слегка не рассчитал и оставил очень мало места для  подписи  генерала, утверждающего карту.  Из-за этого фамилия командующего армией должна была быть максимум из двух-трёх букв. Вспомнив  гражданскую войну Севера и Юга в Штатах, я дал «утверждающему» карту очень «нашенскую» фамилию - «Командующий отдельной армией ПВО генерал-лейтенант Ли» Преподаватель похвалил меня за глубокие исторические знания и пообещал на этих наших командно-штабных учениях присмотреться ко мне внимательней. И вот я командую авиацией армии...
Супостат два дня успешно (но очень тяжело для себя!) наступает, разрушены почти все наши оборонительные инфраструктуры, уничтожены многие зенитно-ракетные дивизионы, бригады, десятки самолётов сбиты и  уже не «вернулись из боя», при этом, у нас очень большие  потери лётного состава... 
В общем, картина мрачная, почти что  «последний парад наступает»! Выступили с докладами начальники Зенитно Ракетных Войск, Радио Технических, Радио Электронной Борьбы и другие Командиры «всего и вся». Авиацию, как всегда, оставили напоследок. Выхожу я, Начальник Истребительной Авиации армии ПВО и выдаю цифры, от которых лицо руководителя командно-штабных учений заметно светлеет. Оказывается, у нас не всё так плохо?!  Потому как наша ИА ПВО сбила в два раза больше самолётов, чем доблестные ЗРВ (основной род войск ПВО)! Преподаватель начинает задавать мне вопросы:
- Как вы восполняете потери лётного состава? 
Бодро и уверенно отвечаю:
- Уже едут ускоренные выпуски лётных училищ и резервисты!
- Почему это они у вас так долго едут?
- Дороги разбиты, обстреливаются,  транспорта нет, приходится везти их ночью, лесами, причём везём  гужевым транспортом, телегами и бричками!
- Наши аэродромы заражены, связи нет, как вы сигнализируете своим лётчикам в воздухе  о химической опасности? 
- Оповещаем частыми ударами в рельс!
- Враг пытается применить оперативно-тактическое оружие массового поражения, какие вами предпринимаются  действия?
- Мы пытаемся применить оружие массовой победы.
- Почему наша авиация ПВО сбила самолётов больше чем Зенитно-Ракетные Войска?
- Люди  в авиации такие героические, у нас в жизни всегда  есть место подвигу, товарищ полковник!
- Тут у вас с цифрами всё точно, ошибки нет?
- Ну, может мы и «завалили» нечаянно пару-тройку гражданских лайнеров, так ведь война же идёт!Преподаватель давится от смеха и выдаёт:
-«А ведь случись, не дай Бог что, всё именно так и будет! Запомните! Если война неизбежна, то всегда нужно бить первым! А если война уже идёт, то, прежде всего, берегите  своих подчинённых!  И, главное, всегда думайте головой, а не ушами!» 
  Такая  вот в Академии была  кафедра «вышайшего» образования готовившая к войне с убеждённой верой в наше абсолютное превосходство над «всеми и вся» не только на учениях в Академии, но и вообще - «всегда,  везде и во всём»! Они учили, что если хочешь мира - то готовься к войне и бей первым! Правда, проблема вот появляется  в этом случае когда бьёшь первым, война тогда уже точно становится неизбежной. Ну, а если  ты всё время готовишься к войне, то мира, потом, уже как-то, и не хочется… 
1988 год. Слушатель Академии.

Донбасс, Донецк, Артёмовск (Бахмут?), Славянск, Краматорск… Сегодня они у всех на слуху. Десять лучших лет своей жизни я провёл в тех местах, попав служить в Краматорский 636й  истребительный авиационный полк после выпуска из военного училища.      
   
      ПО  ВОЛНАМ  ПАМЯТИ 

Небольшой рассказ о самом излёте и исчезновении эпохи развитого социализма, которые совпали с самым началом моей офицерской службы. Ушло в историю то, что казалось, было только вчера, стерев в нашей памяти подробности, детали и имена. Исчезла мишура и пафосная помпезность «сытого» социализма. Осыпались такие  обязательные в недавнем прошлом портреты членов Политбюро и ЦК КПСС. Пропали напрочь стенды с цифрами  повышенных обязательств и итогов соцсоревнования, давно нет лозунгов, призывов, рапортов и бравурных демонстраций по любому поводу. Нет уже таких привычных символов  удивительной эпохи нашей юности, надежд, наших планов и мечтаний. Всегда вспоминаю те осуждаемые сегодня пресловутые «времена застоя» с щемящей  сердце ностальгией и ..., с грустной улыбкой.
Как говорил старик Вергилий: «Omnia fert aetas» (время уносит все!). 
Я не совсем с этим согласен. Не всё оно уносит. Стирает, разве что-то, в нашей памяти, но только отдельные события, при этом, согласитесь, и события стираются не самые яркие и выдающиеся? Мы ведь забываем и стараемся оставить в прошлом всё, то что сегодня нам кажется грустным и не очень хорошим, а именно то, что мы бы не хотели брать с собой в будущее! Вспомните наши традиционные новогодние тосты:«Пусть всё плохое, что с нами было, останется в Старом году, а всё доброе и хорошее перейдёт в Новый!» Но чудес не бывает, вот мы и тащим по всей своей жизни этот багаж «добра и зла». Ведь  всё что было у нас (и с нами), и всё что имеем теперь и, дай Бог, всё что будет - это и есть НАША ЖИЗНЬ и ничего    из неё никогда не выбросишь, не забудешь и не спрячешь...
Мне всегда везло на хороших, замечательных людей. В трудные, переломные моменты на моём жизненном пути появлялись именно такие хорошие люди, которые всегда подсказывали, учили, помогали. «Иных уж нет, а те далече...»
С благодарностью и доброй улыбкой всегда вспоминаю САМОГО ГЛАВНОГО реформатора всей моей жизни - полковника Бармина Дмитрия Петровича (Д.П.). Это был самый первый военпредовский начальник, который, заметив и выделив  меня, забрал из доблестного 636го авиационного полка и перевёл в военную приёмку на Новокраматорский машиностроительный завод. Дмитрия Петровича уже давно с нами нет, поэтому хочу почтить, его светлую память этим лёгким, немного ироничным рассказом-воспоминанием. Итак...
На завод я попал, как уже говорил «на излёте эпохи застоя». Служба в приёмке мне очень понравилась, потому что была творческой и созидательной, а это «моё», так как я не очень люблю рутину, повседневное однообразие и повторение. Ну, а раз нравится и «моё», то я очень постарался, быстро «вошёл в строй» и даже слегка выдвинулся в передовики службы. ШЕФ (Дмитрий Петрович) высоко оценил это моё рвение-старание, стал за мной внимательно (но незримо-ненавязчиво) наблюдать и во всём помогать. Причина такого его доброго опекунства была ещё и в том, что старший сын Дмитрия Петровича был мой ровесник и, хотя, ту семью ШЕФ давно оставил, но помогал своему сыну всегда и во всём (усилиями Д.П., его сын тоже служил в военной приёмке города-героя Киева). Получается, что небольшой комплекс вины у Д.П., наверное, всё-таки имел место быть. Может это его «отцовское», на меня поэтому  и распространилось? Дмитрий Петрович был мудрым человеком и хорошим психологом, поэтому очень быстро разобрался, что для того чтобы я больше и лучше работал, меня просто нужно чаще хвалить, а уж я, как слесарь  Полесов из «12-ти стульев», расстараюсь и сделаю всё что могу, а может даже и больше...
Через пару лет службы в приёмке я уже был «рекламационщиком», а на этот участок работы, как правило, назначали наиболее опытных и «зубастых». Замаячила перспектива поступления в Академию и ШЕФ настоятельно посоветовал мне возглавить, «для пользы дела и анкеты» партбюро приёмки. На отчётно-выборном собрании он сам предложил мою кандидатуру на должность «комиссара» и народ за это проголосовал единогласным-«одобрям-с». 
Шёл второй год перестройки. Мы все, советские люди, уже немного прифигели от происходящего в стране и с ужасом ждали - что там грядёт ещё? Помните народный фольклор тех лет? Намерено «отпишу» эту «нетленку» полностью, чтобы Вы вспомнили и… вздрогнули!«Перестройка, важный фактор:
Грохнул ядерный реактор,
Потопили пароход,
Пропустили самолёт,
Наркоманов развели,
СПИД в Россию завезли,
Лёня Брежнев, открой глазки:
Нет ни сыра, ни колбаски, Нет ни пива, ни вина,
Радиация одна.
Позабыв про срам и стыд,
Каждый с матом ест и спит,
А народ фольклором сыт,
И поёт про этот быт:
«В шесть часов поёт петух,
В десять Пугачева,
Магазин закрыт до двух,
Ключ у Горбачёва».
Водка десять, мясо семь,
Охуел мужик совсем!
Аж девять-сорок колбаса,
Х...й стоит у Горбачёва,у народа волосА!»

Вот в то самое очень непростое время, одновременно с моим избранием секретарём партбюро, в нашей приёмке появился подлец. Называю вещи своими именами, потому что хоть этот человек и «рядился» в поборники гласности и демократии, но делал всё анонимно, гнусно и мерзко, будто бы зашуганный и измученный репрессиями Шефа и, якобы, пострадавший от них. В общем, этот мерзавец стал методично писать анонимки в партком завода (а наша приёмка по партийной линии территориально подчинялась парткому завода НКМЗ) и в Донецкий обком партии. Первое письмо нашего анонимного «мстителя» было написано даже не на ШЕФа (Дмитрия Петровича). Автор этой гнусятины  обладал некоторым аналитическим умом и просчитал то, что если все снаряды будут «долбить» в одно и то же место, то его быстро вычислят. Ведь «коню понятно», что «завалить начальника» всегда хотят или «вусмерть» им обиженные подчинённые, или карьеристы мечтающие занять его место. Кстати, так оно и оказалось впоследствии, только наших мстителей «Зорро», вообще, было двое. Один «спал и видел, как стать начальником», а другой, запойный алкоголик, без единого места на теле и в документах для клейма от взысканий, вызвался ему помочь. Вот они и «сообразили на двоих» этот свой грязный пасквиль, написанный левой рукой и печатными буквами. 
В анонимке гневно требовалось немедленно навести порядок и восстановить справедливость по вопросу незаконного получения двухкомнатной квартиры подполковником Баталовым (все имена и фамилии изменены). Ещё в этом же письме сообщалось, что Баталов является богатейшим подпольным домовладельцем, чуть ли не Крёзом, который и квартиру получил обманным путем, и жирует, спекулируя налево и направо, а народ вокруг поголовно  бедствует и уже  почти «х...й без соли доедает». Меня, как секретаря партбюро приёмки, немедленно вызвали «на ковёр» в партком завода. Прихожу. Секретарь парткома даёт почитать мне эту «мерзопакостную грязь» и очень строго (как и положено партийному начальнику), с металлом в голосе, спрашивает моё мнение по поводу этого документа. Я, не мудрствуя лукаво, ему ответил, что место этому «документу» только в мусорной корзине. Что это за сигнал, если он анонимный и написан так подло-трусливо? Партийный божок завода, помню, взвился тогда и стал мне фальцетом  орать, что в парторганизации нашей военной приёмки оказывается заговор, и мы с ШЕФом честных коммунистов (автор анонимки, по его мнению, тоже был в числе честных?) гнобим и терроризируем. Вот они (все эти честные коммунисты) и вынуждены хоть таким вот образом сигнализировать нашей любимой партии о преступных злоупотреблениях внутри неё. Сколько при этом было праведного гнева, сколько грома и молний, стрел и копий, пригвоздивших меня к позорному столбу! Смотрел я на него тогда и почему-то вспоминал рассказ своего старшего сына (а он учился в одном классе с отпрыском этого заводского партайгеноссе, Краматорск ведь маленький город?!) о том какая вкусная колбаса водится в холодильнике у партийного бонзы. Сын и названия то её тогда не знал и не запомнил, споткнулся о слово и сказал, ошибаясь, что колбаса называлась «СЕРГЕЛАТ». 
В конце нашего разговора Николай Петрович (секретарь парткома), почти как в фильмах про большевиков-ленинцев, нервно закурил (но не самокрутку, или «Беломор канал», а «Мальборо»), устало откинулся в кресле и категорично приказал мне:
«Завтра же исключить Баталова из партии. А я передаю дело в обком!»Круто! Я тут-же бегу к Дмитрию Петровичу. Ведь обком это «вилы», там справедливости никогда не найдёшь, потому что «областные партийные небожители»  никогда не «заморачивались»  глубоким вниканием в любые дела, считая что документы уже рассмотрены на местах и наказание в их «небесной» инстанции можно разве только ужесточить. Шеф испугался не меньше моего, и мы с ним «рванули» к нашему Леонтию Александровичу Баталову уточнять все нужные детали и подробности. Баталов перевёлся  к нам в приёмку из Воронежа, года за два до этих событий.  Совершенно законно получил на заводе двухкомнатную квартиру на себя, жену и сына, курсанта военного училища. Но до того как ему эту квартиру дали, Александрыч купил «копеечную» дачу (скорее даже  дачку–«дачурку»)  на пяти сотках земли в посёлке Ясногоровский, рядом с Краматорском. Дача эта его громко называлась ДОМ, хотя не тянула даже на сарай. Главным достоинством там была огромная старая груша, падалицей с которой Баталов щедро угощал всех  офицеров вёдрами. Мы вместе с Шефом и Леонтием Александровичем перепроверили всё-всё-всё - документы на квартиру, дачу и машину ВАЗ-21011. Вроде бы и придраться было абсолютно не к чему, но это мы так думали...
На следующий день Шеф командирует меня «демпфером» в Донецкий Обком партии. Тогда, кроме КПСС не было никаких других партий, поэтому - просто... партии. От Краматорска до Донецка всего около ста километров, поэтому я совсем не устал от поездки на автобусе и полный мыслей (по дороге тщательно обдуманных), и сил - рванул в священное партийное коммунистическое лоно. Румяный сержант милиционер на входе вежливо спросил меня, по какому вопросу, к кому я прибыл и попросил предъявить партбилет. Хорошо Дмитрий Петрович предупредил меня, что пропуском в это чистилище является только партийный билет, и я его предусмотрительно захватил с собой. Но ШЕФ ничего не сказал мне о том, что милиционер на входе будет проверять ещё  уплату членских взносов. А именно так и поступил  «дебелый»  (упитанно-крепкий на украинском суржике)  розовощекий сержант-искусственник, дежуривший на входе в обком. У меня же, как у сапожника, который  всегда бывает без сапог, именно за крайний месяц, в партбилете не стояло штампа «Уплачено КПСС».
Я сам эти штампы-печати всем ставил каждый месяц, собирая взносы, а вот себе забыл и машинально не «штампанул» именно тогда, когда это стало нужно.
Итак, моя первая попытка попасть в Донецкий обком КПСС и объяснить там «наверху», что Баталов никакой не «мироед» - шкурник, а скромный мужичонка среднего достатка - сорвалась. Меня туда просто тупо не пустил сержант милиционер, из-за отсутствие печати об уплате партийных взносов за прошедший месяц. Было мучительно стыдно перед нашей любимой партией за такую мою недопустимую и разгильдяйскую небрежность. Она ведь (партия) обо мне денно и нощно заботится, а я... 
Эх! Повторюсь - мне было бесконечно стыдно за всё то, что я натворил…Дмитрий Петрович, по моему возращению обратно, весело посмеялся над моим ляпом и слегка поиздевался по поводу «всевидящего ока партии» и её «карающего меча». Делать нечего, на следующий день решили с ним ехать в партийный «храм» уже вместе, чтобы всё было наверняка. Шеф даже хотел надеть военную форму со всеми регалиями, но в последний момент передумал, мотивируя это так:
«С этими обкомовскими всегда непросто. Зайдёшь к ним и не знаешь, то ли на руках вынесут обратно, то ли вперёд ногами!» Поехал он в своем цивильном парадном костюме со скромным значком лауреата государственной премии на лацкане пиджака.
Ехали на служебной машине нашего военного представительства, видавшем виды стареньком УАЗике. Дмитрий Петрович молчал, погружённый в свои нелёгкие думы, а я тоже помалкивал, чтобы не «грузить» начальника. Через час «звенящей тишины» мне мучительно захотелось курить. Я робко попросил у Шефа разрешения «курнуть» в заднее окошко авто. Шеф широко, с «барского плеча», разрешил: «Кури...». А когда я уже через пять секунд дымил в форточку, то он сурово добавил с укоризной: «КУРИ! ЕСЛИ СОВЕСТИ У ТЕБЯ НЕТ!» Пришлось выбросить окурок сигареты, который при моём офицерском «нищебродстве» казался  огромным. Мне тогда ещё невольно подумалось, что, наверное, даже у Донецкого обкома партии такие огромные «бычки-окурки»  вряд ли валяются! 
Долго ли, коротко ли ехали, но приехали. На этот раз «фэйс-контроль» и «дресс код», благодаря молодцеватому и видному Шефу мы прошли «на раз». Внутри Обком меня не просто поразил, он напрочь отнял у меня  возможность говорить и ослепил, почти лишив зрения. Шла вторая половина восьмидесятых, а ещё при раннем Брежневе негласно была объявлена война партийным хижинам и МИР их новостройкам-дворцам. По всему бывшему Советскому Союзу скоренько строились новые здания горкомов, обкомов, крайкомов и «прочих там разных» КОМов. Позже, во многих регионах, вышедшая из под контроля разума горбачёвская перестройка, не дала их достроить. Например, Крайком в Красноярске, который, по-моему, до сих пор ещё стоит чёрным призраком-укором в районе старого городского аэропорта. Там мне тоже пришлось служить потом до самого развала Союза. А вот в Донецке всё  успели. Шахтёрская столица!  Мрамор, импортный кафель, позолота, финские бесшумные скоростные лифты «KOHE» и хрусталь-хрусталь - повсюду! Продавщицы в магазинчике партийной литературы и те были сплошь с золотозубыми улыбками, напрочь ослеплявшими посетителей. Мы с Д.П. разделись в гардеробе и ШЕФ, по просьбе тамошней тётеньки-хозяйки, сдал свою норковую шапку (предмет его гордости) на отдельный номерок, дабы облегчить её строгий ленинский «учёт и контроль». Я же своего слегка облезлого «кролика», по-военному, засунул в рукав куртки. Мы с Дмитрием Петровичем не сразу отправились в оборонный отдел, а, по его настоятельному  предложению, решили сначала посетить обкомовские номенклатурные буфеты. Шеф так и сказал мне - давай сейчас совершим наш с тобой  «закуп» всего и вся, а то потом, мол, всё выгребут! Пырьевский фильм «Кубанские казаки» видели? Со всей ответственностью вам заявляю, что буфеты Донецкого обкома КПСС зимой 1986го года были куда богаче, чем та пресловутая межколхозная выставка-ярмарка из кино! Мои десять рублей карманных денег закончились на второй же (другого сорта)  копчёной колбасе и я с лёгкой завистью смотрел, как отоваривался ШЕФ. А тот купил себе даже несколько банок экзотических консервов под названием - «Трубач дальневосточный», на этикетке которых был изображен этот самый обитатель Восточно-Китайского моря, с виду очень похожий на человеческое ухо. Д.П. заметил мою финансовую несостоятельность и чуть ли не насильно сунул в карман сиреневый эквивалент советского счастья (двадцать пять рублей) и я ещё один раз снова совершил «агрессивный закуп еды». Еды... Именно с такими словами в далёком нынче 1986ом году меня встречал сын после службы:
«Папа! А ты принёс какой-нибудь еды?» Конечно до голодных обмороков, как у ленинского наркома продовольствия Цюрупы, ни у кого не доходило, но пОлки продовольственных магазинов, на которых сиротели унылые банки морской капусты, соль, иногда спички и, почему то, зловещий костный (!) жир помню до сих пор очень хорошо...
Отоварились мы с Дмитрием Петровичем, или как принято говорить на Донбассе - «СКУПИЛИСЬ» тогда  «по полной». Пришлось даже вернуться в гардероб и сдать туда наши авоськи (именно авоськи), которые у моего предусмотрительного Шефа всегда были с собой в портфеле. Я в том  своём юном возрасте уже «не мальчика, но и не мужа» на такие глубокие комбинации был пока ещё абсолютно не «заточен». Двадцативосьмилетний «пацан», «со взглядом горящим», что с меня было взять?  Помню, ШЕФ часто шутил  по этому поводу на всех совещаниях и подведениях итогов: «У Бориса Евгеньевича есть только один серьёзный недостаток - его молодость! К счастью, это быстро пройдет!». Это и в самом деле очень скоро прошло… Как же он был прав!Счастливые и умиротворённо-довольные, а потому несколько «потерявшие нюх и осторожность», поднимаемся на четвёртый этаж. Именно там был оборонный отдел обкома. Миловидная женщина в приёмной строго выслушала мой сбивчивый рассказ, «по какому товарищи вопросу» и направила нас к товарищу КиселЮ. От названной фамилии повеяло чем-то этаким казацким, сечевым...  Билацыця, Борщик, Брага, Варивода - вспомнились мне фамилии лихих запорожских казаков, для которых не было «уз  святее товарищества», а взаимопомощь и взаимовыручка всегда были их главными жизненными законами!
«С этим «атаманом» мы точно не пропадём и решим все вопросы» - подумалось  мне тогда. Правда, немного смутила  вторая буква «С» инородно засевшая в табличке-шильде  на двери  кабинета – «тов. КИССЕЛЬ ЭМИЛЬ МАТВЕЕВИЧ». 
Да, уж...? Казачок  явно был  «засланным»!
Эмиль  Матвеевич оказался мужчиной исчезающе малого роста, которому не хватило где-то сантиметров пять «в минус» для того, чтобы попасть в цирковую труппу лилипутов. Был он, почему-то, в белом (посреди зимы!) чесучовом костюме, туфельках (как у Золушки) в тон костюму и на высоких каблучках! Казачок вышел нам на встречу, но близко подошёл только для рукопожатия. Известно, что у маленьких мужиков в крови и на подсознании боязнь комического контраста (не в их пользу) находиться рядом с высокими людьми. Боятся они, наверное, произвести впечатление, что до серых мышей им осталось совсем немного! Представляясь Матвеевичу, я  увидел в его глазах наполеоновское, что ты, щенок, «не выше, а (всего лишь) длиннее»! Маленький, серенький (в «очень»  белом костюме, правда), с носом явственно объясняющим наличие второго «С» в фамилии, он поразил меня своим сюрреалистически большим ртом.«Это, наверное, от его бесконечного  говорения» - подумалось  мне. Рот он ведь тоже разнашивается... и изнашивается... От партийной, говорильной работы...
Протокольно представившись и познакомившись с Эмилем Матвеевичем, мы с ШЕФом сели на предложенные нам места и я благоговейно - робко рассказал Кисселю суть нашего вопроса. Почему робко и благоговейно? Естественно из-за моего преклонения перед величием и всемогуществом нашей Партии, моего трепетного чувства причастности к ней, и моего же понимания, что я слабый и маленький человечек, но, я, так сказать, есть - «винтик ВЕЛИКОЙ СИСТЕМЫ». Дмитрий Петрович до поры - до времени слушал и молчал, приберегая «снаряды главного калибра». Киссель меня внимательно слушал, листая при этом какие-то свои секретно прошнурованные альбомы. Весь его вид и выражение лица излучали тревожную озабоченность. Я очень постарался, и в своём рассказе никак не выразил своего (нашего с Д.П.) отношения к анонимному источнику этого партийного разбирательства. «Засланный казачок» вдруг неожиданно (я только потом понял, что альбомы он листал для подпитки себя информацией о нас) спросил:
«А как у вас обстоят дела с производством заряжающей машины 5Т92?»
Я, аж, умилился. Это ж надо? Такой большой (по должности!) и государственный человек, а вот ведь всё, всё, всё держит в голове!                  С машиной этой, про которую он спросил, у нас на заводе с самого начала «что-то пошло не так» и выполнение заказа зависло с опозданием на целый год. Это было предметом разного рода разбирательств и партийных, и административных. Конечно же, его секретные альбомы красной строкой начинались с незадавшегося заказа, вот он и решил «по совокупности» притянуть ещё и это «муде к бороде»! Дмитрий Петрович был старый волк в интригах такого рода и быстренько решил увести разговор от обозначившейся опасной темы. Он доложил очень обтекаемыми (чтобы не за что было зацепиться), общими фразами о текущем состоянии дел по «забуксовавшей»  машине и снова перевёл разговор в русло анонимного письма на коммуниста Баталова. Но Киссель, был ещё более многоопытным «подсидчиком». В его голове уже сложилась канва хитросплетений для очередного показательного процесса очищения партии от всплывшей «скверны»  и  он принялся плести свою паутину. Где-то я слышал, что больше чем в КПСС интриг было только в Ватикане! Не знаю как в Ватикане, не был я там в те времена, а вот в обкоме ими всё заплелось уже через час нашего там пребывания. Эмиль Матвеевич вдруг ни с того, ни с сего стал нам рассказывать какие важные и судьбоносные процессы идут сейчас в стране,  внутри партии и для чего они собственно нужны. Он гневно поведал нам о том, что творится в Узбекистане, какие чудовищные преступления «нарыли» там вездесущие следователи Гдлян с Ивановым и за что сняли и отдали под суд  первого секретаря Наманганского обкома партии. Свою речь он, как и полагается Начальнику оборонного отдела обкома партии, переплетал заклинанием: «ПО-ДНИ-МАТЬ  О-БО-РО-НО-СПО-СОБ-НОСТЬ  СТРА-НЫ!!!» 
Слушая этот его ликбез для «сирых и убогих», мы с Шефом ещё больше насторожились, потому,  как всем давно известно, что чем больше человек говорит, тем больше он скрывает и маскирует. Киссель говорил и накручивал себя как католический священник на воскресной проповеди  в костёле (снова аналогии с Ватиканом!), правда, его «убеждённость как-то меня не убеждала» (сорри за тафталогию). Я всегда был мрачным циником, который чувствуя запах цветов, ищет по сторонам гроб, но, всё-таки, всю свою жизнь - верю в добро и добрых людей. Но вот эта, тогдашняя проповедь от «Матфеевича», была насквозь показушной, поэтому думаю, что даже граф Лев Толстой с Махатмой Ганди собрались бы вместе и с удовольствием набили нашему «засланному казачку» морду, за его лживость и человекоНЕЛЮБИЕ. Мне тогда ещё показалось, что если у Кисселя сердце и обливается кровью за всё происходящее вокруг, то, скорее всего не своей, а кровью «ближних своих», которых ему нужно возлюбить... 
Не получилось тогда разговора с Кисселем, не услышал он нас с Дмитрием Петровичем, а точнее – не захотел услышать! Какое ему было дело до коммуниста  Баталова, да и вообще до любого другого коммуниста и, даже, человека, когда в той нашей большой стране СССР уже наступила всеобщая полная «ПОЛУНДРА»?  А раз она наступила, то дальше следует только «Спасайся, кто как может!». В обкоме это поняли намного раньше других…
Ничего толком никому не сумев объяснить, и ничего не добившись, мы с Шефом уныло засобирались. Натянув любезные улыбки на лица, попрощались и побрели (именно так - грустно побрели!) обратно к себе. В СВОЮ жизнь. Но это были ещё не все сюрпризы, которые приготовил нам  ОБКОМ! Своей норковой шапки в гардеробе Дмитрий Петрович не обнаружил, хоть и сдавал её на отдельный номерок. Не обнаружили мы и наших «авосек с едой», также добросовестно сданных туда на хранение. Это, по-видимому, была последняя капля, переполнившая и «взорвавшая  мозг». Сказать, что ШЕФ там устроил скандал – ничего не сказать! Дмитрий Петрович вызвал милицию, написал заявление, о краже, а  я засвидетельствовал все его показания. Обком решил не «ронять лицо» и Д.П. принесли для замены (временной, но так и оставшейся в этом статусе) слегка облезлую шапку (как у меня) какого-то «оборванца - дервиша». ШЕФ категорически от неё отказался и мы с ним «гордо»  убыли к себе в Краматорск. 
А через полгода лауреата государственной премии, трижды орденоносца, Начальника 1565 ВП МО, полковника Бармина Дмитрия Петровича уволили из Вооружённых Сил СССР, якобы по возрасту. До этого из армии «громко» уволили и подполковника Баталова, предварительно исключив его из партии. Я не стал ждать других «намёков» и при первой же возможности написал рапорт и перевёлся в отдалённую Красноярскую сибирскую военную приёмку, куда из европейской части страны никого не могли заманить даже наградой…
Удивительно, но БЫЛО!? И ведь как ВЧЕРА…

Боря, с огромным интересом перечитал две твои крайние публикации.
И вот что скажу о политработниках, о которых ты пишешь.
Со времён моей службы в Конторе Глубокого Бурения всегда ставилась задача о подборе кандидатов на службу в ней. За отсутствие таковых кандидатов начальство драло так, что не приведи Господь. Но вот на что существовал негласный запрет, так это на кадровых политработников и освобождённых секретарей партийных и комсомольских организаций. Кстати, и вербовать их в качестве агентов было запрещено категорически. А уж если чувак из этой категории в результате проверки или разработки подлежал профилактическому воздействию, то перед его приглашением на беседу в Особый отдел, это надо было согласовать с Членом Военного Совета Воздушной армии. Ну, а там «ворон –ворону глаз не…»
Короче говоря, первая же моя попытка запустить спецпроверку на одного из освобождённых комсомольцев ( кстати выпускника нашего училища, умного и перспективного человека) вызвала у шефа такую ярость, что даже вспоминать страшно: « Запомни! Любой политрабочий или освобождённый комсомолец – бездельник: рот закрыл – рабочее место убрал! Нам такие не нужны!»
И шеф был прав! Убеждался лично многократно.

Серёж, привет!  Могу добавить только когда-то услышанное, что:
«Замполит - это гинеколог солдатской души!»
Мягко, душевно, ненавязчиво, уклончиво и чаще всего пустопорожне, но «матки мехом наружу» (цитирую замполита!) они «нашему брату» частенько выворачивали! 😞

ДэдЪ, ты ж ветеран не только ДВВАИУ, но и сайта ДВВАИУ.net. 
Прошу закатывать бОльшие части длинных посланий под cat (spoiler).
Это просто: выделил часть сообщения и накрыл кнопкой "СПОЙЛЕР" ( 4-я во второй строке, справа от щита)