Чем глубже современный человек знакомится с Евангелием, тем больше в нем возникает смущение, недоумение, а зачастую и форменный протест. И не удивительно – разрушается его глубинная жизненная философия. Ничего себе – как «птицы небесные», без собственности! Да разве это мыслимо? Да как же жить-то! Ведь сказано же, «что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом». Значит пища, одежда, жилище – нужно, а собственность – не нужна? Загадка какая-то. Нет, тут что-то не так! И решив так человечество начинает искать выход из этой несуразности.

Мы не будем говорить о не христианах. С ними все ясно – для них Евангелие не закон, а потому они жадно и с гиканьем бегут за собственностью, лишь подтверждая, что «всего этого ищут язычники». Но какие решения этой головоломки предлагает христианское богословие? По большому счету их три. Назовем их условно:

1) «экономика чуда»,

2) «общепринятая доктрина» и

3) «экономика любви».

Первое решение лежит на чисто религиозном пути. Только веруй – и тогда все тебе будет, в том числе и «что вам есть и что пить» и «во что одеться». Причем, будет без всяких трудов на хозяйственной ниве. Ведь накормил же Господь евреев манной небесной во время их исхода из Египта. Ведь умножил же хлебы Господь Иисус Христос и напитал слушающий Его народ. Ведь сказано: «просите и дано будет вам» (Мф.7,7). Наконец, из самого фрагмента о «птицах небесных» можно почерпнуть, что «Ищите прежде всего Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам». Вера двигает горами, так неужели любящий вас Господь по вере вашей не даст вам такой малости, как пища или питие? Сказано: «Если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры!».

В результате получается, что не нужно возделывать поля, строить заводы – все потребное для человека даст Господь. Каким образом? А неважно каким. Спрашивая об этом, вы обличаете себя в маловерии. Господь всемогущ – он создал весь мир. Так неужели же Он не создаст такую безделицу, как макароны или ботинки. Не нужно создавать армию и вооружать ее. Это опять-таки маловерие. Нужно же молиться Богородице, и она избавит нас от нашествий иноплеменников и прочих бед. И так далее и тому подобное. Такая теория характерна для монашествующих. А поскольку именно они являются властителями дум в православном обществе, то она бытует во множестве православных изданий, и даже иногда рассматривается как нормативная православная точка зрения. Что сказать об этом?

Конечно, экономисты, слыша такие воззрения, будут только пожимают плечами. Но нужно сказать, что и для многих православных верующих подобная теория представляется крайне сомнительной. Дело в том, что такую «экономику» кроме как «экономикой чуда» назвать нельзя. Чудо тут рассматривается как производственная технология. Слов нет – и вера необходима и чудеса существуют: отрицать их было бы просто глуповатым материализмом, верящим, что кроме атомов и пустого пространства в мире больше ничего нет. Но приверженцы «экономики чуда» почему-то уверены, что Господь – это джин, который бросается выполнять любое наше желание. Удивительная и ничем не обоснованная самонадеянность! Господь всемогущ и добр, но в то же время Он абсолютно независим. Да, по своей милости Он, причем дважды, умножал хлебы. Но думать, что Он это будет делать постоянно и по нашему графику – просто безумие. Однако именно это предлагают православные приверженцы «экономики чуда» нашему народу. По меньшей мере это безответственно.

Если «экономика чуда» – путь крайне сомнительный, то как же христианам эту самую экономику устраивать и на каких «институтах» ее основывать? Второй путь, который они выбирают – это путь апостасии, отступления от Евангелия, по сути дела путь предательства Христа. Задача простая – всеми правдами и неправдами доказать, что частная собственность и есть тот необходимый базис, на котором только и возможна христианская жизнь. Доказать вопреки ясным указаниям Евангелия. Дело в том, что для падшего человека частная собственность очень желанна. А если человек чего-то хочет, то становится необычайно изобретательным в способах обоснования этого хотения. В общем, как говорят французы «если нельзя, но очень хочется, то можно». Вот и здесь, на идее обоснования частной собственности за многие века христианства сложилось целое богословие, развитое и изощренное, виртуозное по аргументации и многочисленное по своим адептам. Но в то же время – богословие лукавое, делающее вид защитника истинного Христова учения, но незаметно искажающее неудобное для себя, а если исказить не удается, то – замалчивающее его. Ныне это богословие занимает господствующие позиции, является как бы «общепринятой доктриной» Церкви. А потому мы эту концепцию так и будем называть.

Суть «общепринятой доктрины» заключается в двух тезисах. Первый: иметь собственность, даже значительную непредосудительно. Сам институт частной собственности – вещь морально нейтральная. Надо просто правильно им пользоваться. Что же касается социальной роли этого «института», то вся история человечества показывает его естественность для человека. А потому общество, на нем основанное, обещает быть устойчивым. И наоборот, всякое отступление о принципа частной собственности – безответственный утопизм, чреватый социальными катастрофами.

Но что значит правильно пользоваться собственностью? Тут «общепринятая доктрина» выдвигает свой второй тезис: плох не сам факт наличия собственности, а чувство привязанности к ней. Другими словами, плохи любостяжание и сребролюбие. Если богатый свободен от этих грехов, не является рабом своей собственности, да к тому же благотворит, то его богатство не является препятствием для входа в Царство Небесное. С другой стороны, если человек беден, но завистлив и сребролюбив, то его бедность отнюдь не станет панацеей от геенны огненной.

Что тут скажешь? Вроде бы все правильно – ведь и в самом деле губят нас не сами вещи, а пристрастие к ним. Так значит верна «общепринятая доктрина»? Но как быть с Евангельскими заповедями отказа от собственности? Очень просто. С точки зрения «общепринятой доктрины» их вовсе нет. «Не можете служить Богу и маммоне» – точно так: маммона, т.е. сребролюбие отвращает от Бога. О том же говорит притча о безумном богаче: бедняга погиб от любостяжания – ведь как он любовался своим богатством! Христос не стал делить наследство, чтобы не вмешиваться в совершенно естественный закон, который и так понятен – ведь Он пришел на землю не ради таких мелочей! «Блаженны нищие» – так и у Матфея и у Луки сказано «блаженны нищие духом». Возьмите Евангелие и прочтите. По святоотеческому толкованию, «нищие духом» – смиренные, а не бедные. Что? В Евангелие от Луки «духом» вставлено лишь в VIII веке? Но у Матфея прочтение «нищие духом» было всегда. Это просто означает, что Церковь уточнила не вполне ясное место у Луки более глубокой по смыслу версией из параллельного Евангелия. Что? Как быть с явным противопоставлением «нищие-богатые» в тексте Луки? А так, что и «богатые» тоже должны сопровождаться «духом» – тут речь идет не о богатых вообще, а о гордых и самонадеянных людях. Что же касается фрагмента с «птицами небесными», то тут Господь изображает «замечательную картину Промысла Божия, пекущегося о Своей твари» [2:120], а вовсе не картину отрицания собственности.

Можете не сомневаться: на все общепринятая доктрина выработала свое объяснение. И все же эта концепция имеет недостаток, тщательно скрываемый, но для нее разрушительный. Он в самом сердце доктрины: частная собственность не морально нейтральна. Это настолько кардинальный и трудный вопрос, что необходимо остановиться на нем подробнее.

В условиях частной собственности человечество живет со времен падения прародителей Адама и Евы. За это время оно хорошо прочувствовало положительные и отрицательные стороны этого «института», плюсы и минусы.

О плюсах особенно раздумывать не нужно – они все давно выставлены на показ апологетами «общепринятой» доктрины. Частная собственность дала возможность человечеству хоть как-то прожить, ибо в противном случае его захлестнула бы вакханалия насилия, грабежа и безграничного культа силы. Защита права собственности оградила людей от этого беспредела и позволила создать устойчивые (относительно, конечно) государства. Частная собственность раскрепощает хозяйственную инициативу, поскольку ограничивает право других вмешиваться в дело. Наконец, частная собственность дает человеку свободу – в смысле независимости от других: защищенный собственностью человек может существовать даже при негативном отношении к нему со стороны отдельных людей, и даже сообществ.

Однако все эти плюсы не перевешивают главного минуса: собственность провоцирует любостяжание. Более того, частная собственность есть правовая форма легализации любостяжания. Об этом все время говорили многие святые отцы.

Прежде всего, собственность – порождение падшести человеческой. Собственность возникла из эгоистического желания обладать, и само право собственности, сам «институт» является легализацией этого желания. Вот, например, что пишет богослов начала IV в. Лактанций:

"Любостяжание есть источник всех зол: оно происходит от презрения к истинному величию Божию. Люди, обилующие в чем-либо, не только пе­рестали уделять другим избытки свои, начали присваивать и похищать се­бе чужое, будучи влекомы к тому собственною корыстью. То, что прежде было в общем употреблении у всех людей, начало скопляться часто в до­мах у немногих. Чтобы других подвергнуть своему рабству, люди стали собирать себе в одни руки первые потребности жизни и беречь их тща­тельно, дабы небесные дары сделать своею собственностью, не для того, чтобы уделять их ближнему из человеколюбия, которого в них не было, но чтобы удовлетворять единственно своему любостяжанию и корысти. После того, составили они себе самые несправедливые законы под личиною мни­мого правосудия, посредством которых защитили против силы народа свое хищничество" (цит. по [3,35]).

Конечно, тут просвечивает концепция «золотого века», но мысль о том, что люди стали собирать собственность ради «любостяжания и корысти», выражена отчетливо. Аналогичное мнение высказывали св. Григорий Богослов, св. Амвросий Медиоланский и другие отцы.

Далее, св. Иоанн Златоуст выявил один из важнейших моральных законов в области собственности: чем больше у человека собственности, тем более его пленяет любостяжание, которое в свою очередь умножает собственность, и так далее. "Я никогда не перестану повторять, что приращение богатства более и более возжигает пламя страсти и делает богачей беднее прежнего, возбуждая в них беспрестанно новые пожелания " [VII,645] - говорит великий святитель. В результате между собственностью и любостяжанием образуется положительная обратная связь, и процесс стяжания, нарастая как снежный ком, приводит к духовной катастрофе, когда человек окончательно подпадает под власть маммоны и теряет человеческий облик. Получается, что вопреки «общепринятой» теории, которая разводит любостяжание и собственность, они психологически оказываются неразделимыми. Богатый именно своим богатством демонстрирует свое любостяжание.

Эта связь особенно отчетливо выявляет подлинное лицо собственности. Частную собственность оправдывают ее плюсами, но любят за то, что она воплощает наше сребролюбие, и следовательно, обеспечивает все желания, которые можно купить за деньги. Во все времена этот мотив был основным. Златоуст говорит:

"Сребролюбие возмутило всю вселенную; все привело в беспоря­док" [VIII,270].

"От неистовой любви к деньгам все погибло. Кого, кого мне ви­нить, - не знаю: до такой степени это зло завладело всеми, - правда одними в большей, другими в меньшей мере, однако - всеми. И подобно тому, как сильный огонь, будучи брошен в лес, все ниспровергает и опустошает, так и эта страсть губит вселенную: цари, правители, частные люди, нищие, женщины, мужчины, дети, - все в равной мере поработились этому злу. Как будто какой-то мрак объял вселенную, - никто не выходит из опьянения! Правда, против любостяжания слышатся бесчисленные обвинения, и в частном разговоре, и среди народа; но исправления нигде не видим" [XI,748].

Подобными горькими стонами полны творения великого святителя. Тогда, как и сейчас, мир жил по закону погони за собственностью, но, будучи худо-бедно христианским, такой голой правды стеснялся. И общепринятая доктрина удивительным образом эту ситуацию отобразила. С одной стороны, она дает зеленую улицу праву частной собственности. Но, с другой, – она нравственной проповедью силится любостяжание ввести хоть в какие-то рамки. Налицо трагичное противоречие, и обусловлено оно теоретическим проколом – игнорированием «закона Златоуста». Удивительное дело: Иоанн Златоуст канонизирован, причем назван великим учителем, но суть его воззрений не востребована и даже замалчивается.

Нынешнее общество подтверждает «закон Златоуста» уже в глобальном масштабе: возросло и совокупное количество собственности и усиление любостяжания. Безудержного потребления уже никто не стесняется. О деньгах, наживе и вожделениях говорится открыто и с гордостью. Свою задачу мир видит лишь в том, чтобы все покупалось за деньги.

Но на этом беды с «общепринятой доктриной» не заканчиваются. Она содержит еще один серьезный провал, который лучше всего проиллюстрировать на Евангельском эпизоде с богатым юношей.

Евангельский рассказ о богатом юноше (Мф.19,16-30; Мк.10,17-31;Лк.18,18-30) несколько различается у Матфея и у Луки с Марком. Этот эпизод настолько замечателен и настолько важен для уяснения евангельского взгляда на собственность, что мы рекомендуем внимательно его прочитать, причем, в двух версиях.

«И вот, некто, подойдя, сказал Ему: Учитель благий! что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную? Он же сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди. Говорит Ему: какие? Иисус же сказал: не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать; и: люби ближнего твоего, как самого себя. Юноша говорит Ему: всё это сохранил я от юности моей; чего еще недостает мне? Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною. Услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение. Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное; и еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие. Услышав это, ученики Его весьма изумились и сказали: так кто же может спастись? А Иисус, воззрев, сказал им: человекам это невозможно, Богу же всё возможно» (Мф.19,16-26).

У Луки начало истории изложено немного иначе:

«И спросил Его некто из начальствующих: Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? никто не благ, как только один Бог; знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца твоего и матерь твою. Он же сказал: все это сохранил я от юности моей. Услышав это, Иисус сказал ему: еще одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною». (Лк.18,18-22).

Далее тексты Матфея и Луки по смыслу совпадают.

Основатель «общепринятой» доктрины учитель церкви начала III в. Климент Александрийский ради разбора этого эпизода написал целую книгу под интригующим названием «Кто из богатых спасется?». В ней он пишет: «Не достижимо и не осуществимо, чтобы лишающийся необходимого для жизни не был в духе разбит и, с лучшим расставшись, не обеспокаиваем был бы постоянными попытками и усилиями откуда бы то ни было раздобыть необходимые для жизни средства» [8,18]. Для Климента это совершенно очевидно: «Мог ли же теперь Спаситель добивающимся вечной жизни советовать нечто вредное и гибельное для жизни, которую Он обещает?» [8,18]. Поэтому Климент считает, что в словах Господа «что имеешь, продай и раздай нищим» нужно видеть аллегорию, иносказание: от юноши требовалось не отдать все имение, а вырвать с корнем страсть любостяжания. Так что юноша «отошел с печалью» не из-за пленения богатством, а потому, что не владел александрийской экзегезой.

Современная «общепринятая» доктрина, отбросив идею об аллегории (уж слишком она неправдоподобна), в остальном идет за Климентом. Богатый юноша благочестив, он исполняет все ветхозаветные заповеди, но хочет совершенства. Господь предлагает юноше раздать все свое имение. Но юноша этого сделать не смог и «отошел с печалью». Вот что делает с людьми рабство богатству. В то же время норма «все отдать» предлагается Христом лишь для ищущих христианского совершенства. Для остальных же достаточно милостыни.

И снова кажется, что возразить нечего. Но давайте повнимательнее вглядимся в текст. По версии Матфея юноша утверждает, что исполнил все заповеди закона, включая «люби ближнего твоего, как самого себя». Комментируя именно это место Златоуст метко замечает: "юноша сам себя обличил в пустом самодовольстве: ведь если он жил в таком изобилии, а других, находившихся в бедности, презирал, то как же он мог сказать, что возлюбил ближнего?" [VII,262]. Вот, оказывается, в чем суть эпизода! Юноша не исполнил заповеди любви к ближнему. И Господь его тут же в этом обличает. «Если хочешь быть совершенным» - первый удар любящей руки: Христос отрицает, что юноша уже достиг совершенства; а юноша в самом деле так думал – ведь он исполнил все заповеди и самодовольно вопрошал «чего еще недостает мне?». «Пойди, продай имение твое и раздай нищим» - второй удар-указание: юноша ясно понял, какую заповедь не исполнил, поскольку тут же почувствовал, что любит не ближних, а свое богатство, причем настолько, что не может с ним расстаться. Оказывается совет раздать все имение является частным случаем заповеди любви к ближнему! Кто, обладая богатством, его не раздал, тот ближнего не любит. А можно ли «иметь жизнь вечную» не стяжав любви? Апостолы (в отличие от богословов «общепринятого» толка) поняли эту мысль Спасителя и ужаснулись: «так кто же может спастись?». Христос отвечает, что отдать все (и значит – спастись) можно только при наличии крепкой веры в Бога.

В версии Луки та же самая мысль выражена еще яснее, ибо там нет сбивающего с толку упоминания о «совершенстве». У Луки среди исполненных заповедей отсутствует «люби ближнего как самого себя». И Спаситель прямо говорит юноше «еще одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим». Не розданное богатство обличает, что недостает любви к ближнему.

Обратная зависимость между любовью и богатством – вот чего не видит «общепринятое» богословие. А ведь этот закон не раз формулировали святые отцы. Например, Златоуст говорит:

"желание иметь средств к жизни больше, нежели сколько у ближнего, происходит не от иного чего, как от того, что любовь охла­дела" [XI,153].

"каким образом владеющий богатством бывает благ? Конечно, он не благ, но он становится благим, когда раздает свое богатство. Ког­да же не имеет его, тогда он и благ; и когда раздает его другим, тогда тоже благ; а до тех пор, пока удерживает его при себе, он не бывает благим" [XI,705].

Чеканную форму этому принципу придает Василий Великий:

«Чем больше у тебя богатства, тем меньше в тебе любви» [4,101].

Симеон Новый Богослов, святой отец XI века, пишет:

"Поэтому тот, кто раздает всем из собранных себе денег, не дол­жен получить за это награды, но скорее остается виновным в том, что он до этого времени несправедливо лишал их других. Более того, он виновен в потери жизни тех, кто умирал за это время от голода и жаж­ды. Ибо он был в состоянии их напитать, но не напитал, а зарыл в землю то, что принадлежит бедным, оставив их насильственно умирать от холода и голода. На самом деле он убийца всех тех, кого он мог напитать" (цит. по [5,135]).

Тут мысль о безнравственности богатства доведена до предела: имеющий богатство, даже временно, «убийца всех тех, кого он мог напитать» за это время.

Итак, если человек богат, то, по Евангелию, он скорее всего: 1) сребролюбив – он подвергся воздействию «закона Златоуста» и 2) эгоистичен и не любит ближних. Оговорка «скорее всего» необходима: могут быть отдельные личности (типа большого ?наследства), опровергающие это правило. Но по множеству, в социальном плане такой вывод неопровержим.

После этого с ужасающей очевидностью становится ясна истинность знаменитого: «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие». Наши же «общепринятые» богословы из кожи вон лезут, чтобы это речение ослабить: то «игольные уши» - узкие ворота в Иерусалимской стене, то верблюд уменьшается ими до каната или нитки из верблюжьего волоса. Все эти измышления не имеют никакой исторической или лингвистической достоверности. Уж лучше принять образ верблюда и игольного ушка во всей его картинности и страшной правде.

8-11 по ссылке, не помещается:
pereprava.org/trust/3497-institut-chastn...vorit-evangelie.html