Военная история

Начиная с 4-00 утра 22 июня 1941 года немцы стали нещадно бомбить как Балтийский флот, так и Ленинград. Вся многочисленная авиация Краснознаменного Балтийского флота смогла сбить первый немецкий самолет только на четвертый день войны. А ведь на начало войны ВВС флота имели 656 самолетов всех типов. По ориентировочным оценкам истребителей насчитывалось уж никак не менее 150!

Техническую причину этой беспомощности Герой Советского Союза В.Ф. Голубев (начал войну рядовым летчиком к концу 1941 года стал командиром эскадрильи, а в 1943 командиром 4 ГВИАП КБФ. До 1943 года летал на И-16. Лично сбил 39 самолетов противника) объясняет следующим образом.

Немцы, перелетая линию фронта, фиксировались нашими станциями ВНОС и оттуда следовали телефонные звонки командованию ВВС флота, а оттуда уже шла команда на аэродромы. Взлетали наши истребители и летели к посту ВНОС! Пост на земле широкими белыми полотнищами выкладывал направление пролета немцев, а поперек узкими белыми полотнищами выкладывал высоту пролета (скажем, три поперечных полотнища означали 3000 м). Наши истребители разворачивались и летели за немцами, которые уже, во-первых, были от них в 50-100 км, а во-вторых, зная эту систему, немцы пересекали фронт на ложном курсе, а после того, как ВНОС терял их из виду, ложились на боевой курс. Такая система наведения истребительной авиации резко снижала результативность ее действий.

Еще более четко описывается практика использования радиосвязи авиационными командирами в недавно вышедшем в свет труде А.В. Исаева "От Дубно до Ростова", в котором описываются боевые действия на юго-западном направлении советско-германского фронта с июня по ноябрь 1941 года.

Руководство армейской авиацией предлагалось осуществлять авиационными командирами с командных пунктов стрелковых и механизированных дивизий, располагавшихся на поле боя. Так, считалось, что командиры бомбардировочных авиационных частей в некоторых случаях при непосредственном взаимодействии с войсками "с необходимым числом командиров своего штаба должны находиться на командном пункте командира поддерживаемого общевойскового соединения" (Боевой устав бомбардировочной авиации, БУБА-40), командир истребительной авиационной дивизии, выделенной для прикрытия войск на поле боя, также должен был находиться "на КП одного из общевойсковых соединений, обычно центральном в отношении фронта действий истребительной авиации" (Боевой устав истребительной авиации, БУИА-40). На практике, в условиях неустойчивой связи, командиры авиационных подразделений предпочитали не покидать КП своих авиадивизий, чтобы не терять управления ими. От авиационных частей и соединений в штабы стрелковых и кавалерийских дивизий направлялись делегаты связи, роль которых выполняли "безлошадные" (то есть оставшиеся без своих самолетов) летчики и штурманы, не обладающие чаще всего необходимой подготовкой для выполнения роли наводчика.

Процедура прохождения заявок на использование авиации на тот период была такова.

В случае необходимости вызова авиации командир стрелковой дивизии через командира стрелкового корпуса, а иногда самостоятельно, через офицера связи, подавал заявку на применение авиации командующему армией. Командующий ВВС армии мог либо поставить задачу действовать в полосе данного соединения частям подчиненной ему армейской авиации, либо ходатайствовать о направлении туда частей фронтовой группы авиации. И, как и описывал В.Ф. Голубев, подразделение, вылетевшее на задание, на земле получало боевую задачу и направлялось в район ожидания. Наземные войска с помощью комплекта сигнальных полотнищ подавали сигнал командиру экипажа или подразделения, появившегося в районе ожидания, подтверждавший необходимость выполнения полученного ранее задания или отменявший его.

О каких в таком случае авианаводчиках могла идти речь? Ясно, что радиостанциями не располагали ни вылетевшие на боевое задание летчики, ни те командиры, которые заказывали авиаподдержку. Недаром в мемуарах наших военачальников упоминание о таком взаимодействии встречается крайне редко.

А.Л. Шепелев, начавший войну главным инженером 17-й воздушной армии, в своих мемуарах также отмечает , что радиосвязь при организации боевых действий ВВС фронта практически не использовалась. Он пишет: "Своими бомбовыми ударами противник часто нарушал наши телеграфные и телефонные линии. А радиосвязь с авиачастями тогда не поддерживали: не хватало радиотехнических средств.

Даже в штабе ВВС фронта отсутствовал выносной пункт управления. Его удалось оборудовать лишь в конце 1941 года. Но и после этого им пользовался только генерал А.А. Новиков с небольшой оперативной группой. Остальные работники управления и штаба ВВС всю войну находились в своем довоенном здании, где был оборудован стационарный узел связи".

Понятно, что, как констатирует А.В. Исаев, в быстро меняющейся обстановке боя Второй мировой войны такое управление было неэффективным и в большинстве случаем опаздывало, поскольку время прохождения заявки через инстанции достигало 2-8 часов.

Во второй половине войны за счет расширения использования радиосвязи время появления авиации над полем боя после получения офицером связи заявки на применение ВВС сократилось до 1 ч 20 мин. - 1 ч 30 мин.

ПВО Ленинграда было оснащено уже в то время очень неплохими отечественными радарами типа "Редут" - техникой, которую в то время имели очень немногие страны. В Музее обороны Москвы выставлена уменьшенная копия этого радара. В пояснении к ней указано: "Радиоулавливатель РУС-2, создан в июле 1940 года, измеряет дальность, высоту и направление полета цели. Дальность обнаружения - до 150 км. Время развертывания от 2 до 8 часов.". Радар базировался на шасси грузового автомобиля ЗиС.

С помощью этих радаров теоретически было возможно наводить наши самолеты на немцев. Но это только теоретически, практически ничего нельзя было сделать, поскольку истребители КБФ, да и Красной Армии не имели радиостанций. Отсутствие на советских истребителях оборудования для радиосвязи практически лишало командиров от звена и выше возможности управлять в воздухе боевыми действиями подчиненных им летчиков. Невозможность поддерживать радиосвязь между собой и командными пунктами вынуждало летчиков игнорировать современные тактические приемы ведения боя и вопреки всему летать плотными группами, в пределах видимости визуальных сигналов. Ни тебе внезапности, ни согласованности, ни атак с уязвимых направлений - летай кучей, шаг влево, шаг вправо равняется потере управления, выходу из боя, срыву задания, а то и гибели. О какой слаженности их действий можно говорить? Как, например, предупредить о висящем на хвосте "мессере"? Вот и били немцы наши разрозненные группы. Оккупантов-то с земли наводят, они могут подмогу вызвать, бой организовать, организованно сбежать, наконец.

Летчики не всегда могли правильно понять смысл команды, отдаваемой командиром в воздухе. То же самое, и даже в большей степени, касается и управляемости большими авиационными соединениями. Истребителей нельзя навести на цель, бомбардировщиков - предупредить об опасности или перенавести в воздухе. К примеру, летчики улетели на задание, а тем временем поступила информация, что их цель изменила дислокацию, или появилась другая, более важная. Но командир не сможет отдать необходимый приказ личному составу до тех пор, пока они не вернутся на свой аэродром. А летчики, в свою очередь, не смогут сразу же по возвращении приступить к его выполнению, так как самолеты нуждаются в заправке, загрузке боеприпасов, ремонте и подготовке к вылету. Отсюда - более низкая оперативность действий советской авиации против немецкой и невысокий уровень слаженности ее действий с наземными войсками. Тем более что целеуказание на земле (например, раскладывание полотнищ определенной формы в направлении противника), как и система наземного обеспечения самолетовождения, предназначенная для обеспечения полетов в сложных метеоусловиях и ночью, были развиты крайне плохо. В то же время, немцы имели развитую сеть радиомаяков, имевших свои часто меняемые волны и позывные.

То, что "в те времена радиостанций на наших истребителях не было и командир лишь на земле мог дать совет", несколько раз подводило А.И. Покрышкина то в ходе осуществлявшегося под его руководством переучивания летчиков на МиГ-3, или в бою, когда его подразделение не понимало смысл передаваемой команды, что могло привести (и приводило) к самым печальным последствиям.

Став командиром эскадрильи, В.Ф. Голубев сразу же приказал вернуть на самолеты своих подчиненных ранее снятые радиостанции. Это позволило ему существенно повысить управляемость эскадрильей в бою и, главное, его истребители стали наводиться на немцев нашими радарами.

Как отмечали сами сотрудники НКАП - Народного комиссариата авиационной промышленности - выпускаемые промышленностью радиостанции РСИ-3 "Орел" и ей подобные имели большую массу (до 51 кг) и очень низкое качество, вследствие чего они были ненадежны в работе и не обеспечивали должного качества радиопередачи и радиоприема. Возможно, именно по этой причине, как сообщают Ю. Мухин и А. Лебединцев в книге "Отцы-командиры", примерно за год до войны радиостанции с истребителей были сняты и отправлены на склады.

Наши историки объясняют это решение тем, что авиадвигатели самолетов СССР были, якобы, незаэкранированы, и от системы зажигания в наушниках слышался треск, который отвлекал летчика.

В.Ф. Голубев, кстати, также говорит об этой же причине - сильном треске в наушниках.

На треск в наушниках, в частности, ссылается и воевавший на ЛаГГ-3 Архипенко Федор Федорович, который говорит, что "…рация на ЛаГГ-3 была, но она так трещала, что после того как наушники снял, еще три часа надо было в себя приходить. А уже на "Аэрокобрах" было нормально. Еще только двигатель запустил, а уже с передовой запрос: "10-й, где ты находишься?"

Вот что говорит Рыбалко Виталий Викторович, воевавший с 1941 по 1943 на МиГ-3, в ответ на вопрос как обстояло дело с радиосвязью: "В 1941-м, 42-м радио не было. Даже если и было, им не очень пользовались. Командование ввело даже звания: "Мастер радиосвязи" I-го и II-го класса. Мы должны были знать азбуку Морзе, сдать экзамен. Внедряли именно таким способом, за это платили денежки."

Довольно подробно рассказывает о состоянии радиосвязи воевавший на Ла-5 Д.А. Алексеев. Прошу отметить, что он говорит о радиостанциях на Ла-5ФН, самолетах, появившихся в 1943 году, и по идее имевших нормальную радиосвязь. Но вот что свидетельствует сам летчик.

Д.А. "На Ла-5ФН радиостанция была плохой. Кажется, РСИ-3 называлась. Да, РСИ-3М. Я большинство полетов летал ведомым, это значит "слухачем". Я не говорил, я слушал. Очень плохая была связь, помехи были ужасные, "трещала" эта РСИ-3М сильно. И в большей части вылетов самолет у меня был только с приёмником. Как мы только не изощрялись, чтобы связь улучшить. Как-то сел к нам на аэродром американский бомбардировщик, по моему, "Либерейтор". Мы были на территории Польши, а его подбили немецкие зенитки. Американцы были рады без памяти, что сели на советском аэродроме (к друзьям попали). Пока американцы с нами разговаривали, один из наших летчиков (а он в радио кое-чего понимал) залез к американцам в бомбардировщик и вытащил оттуда все наушники с ларингофонами, какие только нашел (до сих пор стыдно!). Мол, пока этот самолет восстановят, то к тому времени новые привезут. Поставили эти наушники нам (и мне в том числе), и что же? Все эти "трески" стали еще сильнее и громче. Вообще перестали что-либо слышать. Повыбрасывали мы это американское "добро".

Вопрос: А ваша полковая служба связи не пробовала улучшать качество связи самостоятельно, там, проэкранировать по новой?

Д.А. Нет, кто б там этим занимался?

Эта РСИ-3М требовала невероятно точной настройки, а в полете от постоянной вибрации настройка быстро сбивалась. Как прилетаешь, тут же к тебе начальник связи бежит: "Ты радио слышал?" "Нет". "Ну, что с тобой делать? Точнее надо было подстраивать". А когда там подстраивать? И так ни секунды покоя, так еще и рацию "крути". Потом мне так его упреки надоели, что я постоянно стал отвечать: "Слышал" - вне зависимости от того, слышал рацию или нет.

Что нам здорово помогло, так это то, что в 1944-м судьба нас привела на аэродром Бриг, под Бреслау. Аэродром громадный (там у немцев авиашкола была, кажется). Досталось нам гигантское количество всевозможного инвентаря. Но, главное, мы нашли ящик немецких шлемофонов. Отличные шлемофоны - наушники такие мягкие (прилегали плотно), а сам шлем - полоски ткани, армированные капроновой сеточкой (очень хорошая вентиляция). Одел я этот немецкий шлемофон, взлетел, и в полете вдруг четко услышал: "Алексеев?" - ведущий меня запрашивает. Настолько неожиданная четкость была, что я слегка и растерялся. (Я с этим трофейным шлемофоном пролетал на Ла-7 и Ла-9 до 1950 года, и горя со связью не знал.) Здорово нам эти шлемофоны со связью помогли. Надо сказать, что на Ла-7, радиостанция была немного другая (кажется, РСИ-4) и работала намного лучше, хотя тоже чувствительно "потрескивала", но связь была вполне четкой.

Вопрос: Когда вы получили машину с передатчиком?

Д.А. В 1945-м, как стал летать ведущим. Ситуацию усугубило то, что в то время только каждый десятый Ла-5 имел "полную" радиостанцию - приёмник-передатчик, остальные девять - только приёмники. Такие же машины были и у большинства из нас. Передатчик стоял только на одном самолете, а на остальных семи - только приёмники.

Предвоенные командующие ВВС РККА - Смушкевич и Рычагов, при которых радиостанции были отправлены на склады и не стали необходимым элементом вооружения истребительной авиации, дав тем самым гигантскую фору летчикам Люфтваффе, после начала войны были расстреляны.

Мухин ставит вопрос: "Почему сотни командиров авиаполков не писали Сталину и не возмущались снятию с истребителей радиостанций? Ведь отсутствие связи на самолетах не давало им командовать своими полками в воздухе!" Пытаясь найти объяснение этому факту, он выдвигает такое предположение: "…У меня нет другого ответа: потому и не возмущались, что без радиостанций не могли командовать. Сидели себе на земле и посылали на смерть летчиков, пока еще было кого посылать, а собственная шкура была цела. Голубев не уделяет в своей книге этому вопросу никакого внимания, но то, как командовали до него и как командовал он - отличаются как день и ночь. Отбивая массированные налеты немцев, он всегда вылетал с полком и в воздухе командовал им: на месте боя указывал, какой эскадрилье или группе атаковать бомбардировщики, какой связать боем истребители прикрытия, какой набрать высоту и атаковать сверху и т. д. Вот такие летающие полковники, как он, Покрышкин, Кожедуб и, кстати, Василий Сталин, и обеспечили превосходство в воздухе."

Однако не все так просто. Если радиостанции сняли еще до войны, то, значит, опасности быть сбитым у командиров ВВС не было, и обвинять их в трусости преждевременно. По меньшей мере, до начала боевых действий. И что говорит об этом БУИА-40?

На наш взгляд, одной из причин могло быть отвратительное качество устанавливаемых на самолеты радиостанций. Мучиться с ними командирам и рядовым летчикам, среди которых радиолюбителей, наверняка, было раз-два и обчелся, очень не хотелось. Ибо доработка "сырых" радиостанций в условиях полковых аэродромов при отсутствии специалистов - постоянная головная боль. Проще положить их на полку и подождать, пока НКАП не доведет их до приемлемого уровня.

Другой причиной могла быть боязнь, что в случае проникновения врага в среду летного и технического состава авиачасти самолетные радиостанции могут использоваться для передачи вражеским разведкам сведений, составляющих военную тайну, тем более что устанавливались-то они на новой технике. Такая сверхподозрительность также могла сыграть свою роль в том, что радиостанции, предназначенные для истребителей, хранились на складах. С другой стороны, подтверждений в литературе тому, что с самолетов МиГ-3, Як-1 и ЛаГГ-3 были сняты радиостанции, встречать не приходилось. О Як-1 уже говорилось выше, но не более этого.

А как обстояло дело у противника? Уже в сражениях над Испанией германские летчики активно пользовались радиостанцией, установленной на истребители.

К июлю 1938 г. самолеты Bf-109С-1 сменили Не-51 из 3-й истребительной эскадрильи легиона "Кондор". Летчики по достоинству оценили новый самолет, имевший помимо более мощного двигателя и усиленного вооружения еще одно важное преимущество - радиостанцию FuG 7, позволявшую обеспечивать взаимодействие истребителей в группе, а также получать указания с земли.

Наличие радиостанции повлияло и на тактику ведения Люфтваффе боевых действий в воздухе.

В частности, как пишет Майк Спик в книге "Ассы Люфтваффе", принятые более широкие дистанции между самолетами, около 600 м, для эскадрильи создали трудности при резкой смене курса полета. При стандартном развороте крайний истребитель, даже на полной скорости, начинал отставать, в то время как пилот, летящий по наименьшему радиусу, вынужден был сильно снижать обороты двигателя. Один из известнейших "экспертов"-суперассов Мёльдерс, используя радиостанцию, вышел из положения, предложив перекрестный разворот. При выполнении этого маневра ведущий подавал команду и крайний пилот немедленно разворачивал машину в заданном направлении, пролетая над своими товарищами. Через некоторое время за ним в аналогичном порядке следовали остальные, пока вся эскадрилья не разворачивалась в нужном направлении. Это давало возможность быстро сменить направление движения группы истребителей без необходимости использования критических режимов работы двигателя. Когда строй выходил на новый курс, можно было изменить вертикальное расположение составляющих его самолетов.

Фельдмаршал Кессельринг в своих воспоминаниях о боях на Восточном фронте отмечает "...образцовое взаимодействие между сухопутными войсками и Люфтваффе. Оно складывалось настолько гармонично, что я дал указание генералам подчиненных мне частей ВВС и зенитной артиллерии относиться к пожеланиям коллег из сухопутных войск так, как если бы это были мои приказы, не смущаясь тем, что их непосредственным начальником был я - за исключением тех случаев, когда это было нецелесообразно с точки зрения интересов ВВС или могло нанести им ущерб. Мои командиры и я сам гордились нашим умением предвосхитить пожелания армии и , выполняли все ее резонные просьбы и требования с максимальной быстротой и точностью."

С помощью авианаводчиков, находившихся непосредственно в боевых порядках германских сухопутных войск, "штуки" [Sturzkampf Flugzeug или "Stuka" - пикирующий бомбардировщик Ju-87. - Прим. РМ В. Громова] обрушивались на наши войска, развернутые на передней линии обороны.

Кессельринг: "Эти усилия получали все более весомую поддержку со стороны других входящих в состав воздушного командования частей, которые решали следующие боевые задачи: нейтрализация ВВС противника, для которой больше не требовалось специально выделять какие-то силы; поддержка с воздуха действий танков и пехоты по подавлению местных очагов сопротивления или отражению попыток противника зайти нам во фланг (решение этой задачи обычно поручалось "штукам" и эскадрильям штурмовиков); разгром или сдерживание продвижения частей русских, пытающихся выдвинуться к линии фронта или выйти из боя, с помощью "штук", штурмовиков, истребителей, легких бомбардировщиков и практически всех прочих сил, имевшихся в нашем распоряжении; и, наконец, непрерывная воздушная разведка."

Ясно, что решение всего этого комплекса задач невозможно без постоянной, хорошо действующей и организованной радиосвязи между всеми звеньями военного механизма противника.

Завершить эти размышления о причинах слабого использования радиосвязи командирами ВВС всех уровней, и особенно в первые военные годы, можно было бы "воплем" М. Калашникова в его книге "Оседлай молнию":

"Я с завистью читаю воспоминания немцев. Они сумели победоносно начать Вторую мировую, имея всего 711 истребителей. У них самолетов было меньше, чем защищало небо Москвы летом-осенью 1941 года! Удары их артиллерии наводят на цель специальные самолеты-корректировщики. Они обнаруживают отряды партизан и сообщают об этом по радио командирам танков и мотопехоты, которые сопровождают автоколонны с грузами, идущие по бескрайним русским просторам. И эта картина кажется недостижимой мечтой для русского солдата, который воюет в Чечне, даже сегодня - шестьдесят лет спустя!

Немецкие истребители 1940-х наводятся с земли целой сетью наводчиков с радиостанциями. У них есть пикирующие фронтовые бомбардировщики, высокоточное оружие тех времен, которые тоже наводятся на цели развитой сетью операторов..."

Публицист и исследователь А. Помогайло, пытаясь выяснить причины такого отставания в авиационной радиосвязи, пришел к выводу, что во многом это связано с неоправданными политическими репрессиями против инженеров и конструкторов военной техники. В своей книге "Оружие Победы и НКВД", в главе "Создатели радиотехнических систем", он описывает потери, которые понесли их (систем) создатели:

"При наркоме НКВД Ежове радиосвязи не повезло особенно. Причины тому были личные. Ежов когда-то был военным комиссаром радиошколы 2-й базы радиотелеграфных формирований. В составе базы сложился сильный коллектив специалистов, которые позднее станут столпами отечественной техники военной связи: A.T. Углов, А.В. Дикарев, А.Г. Шмидт, К.П. Иванов, Л.В. Виткевич и другие.

Комиссар не смог вписаться в творческую среду русских интеллигентов. Мало того, показал себя совсем не на высоте своей должности. В приказе, подписанном начальником базы А.Т. Угловым, отмечалось, что "революционный военный трибунал Запасной армии республики своим приговором от 2 февраля 1920 года за принятие в радиотелеграфную школу двух дезертиров без соответствующей проверки военному комиссару Ежову объявляет строгий выговор с предупреждением".

Позднее А.Т. Углов стал первым директором ЦВИРЛ, в этой лаборатории (точнее, институте) будут в 1930-е созданы основные средства связи для РККА. Ежов погубил и А.Т. Углова, и его дело. Погубит и всех прежних своих коллег по работе во 2-й базе радиотелефонных формирований, и множество других специалистов.

Погибнет доктор технических наук Валериан Иванович Баженов, руководитель кафедры радиотехники МАИ, участвовавший в разработке авиационной радиоаппаратуры, погибнет Бронислав Антонович Валюсис, старший конструктор завода № 208 в Ленинграде, где разрабатывалась и изготовлялась радиоаппаратура. Были расстреляны начальники отделов НИИС РККА Н.Н. Астахов и А.Н. Шахвердов.

Л.Л. Кербера, который тоже занимал пост начальника отдела НИИС РККА и выпустил наставление по радионавигации, единственное тогда в советских ВВС, арестовали и отправили в лагерь.

Аресты прошли и в Научно-исследовательском институте техники связи разведуправления РККА. Начальник института, Александр Иосифович Гурвич, был также репрессирован. Любопытно, что советские разработки тех времен по скрытой связи - как проводной, так и беспроводной - были лучшими в мире.

Был арестован будущий академик С.А. Векшинский, главный инженер завода "Светлана", где производились радиолампы. Во время отсутствия этого крупнейшего специалиста по вакуумной технике завод будет производить плохие лампы.

В 1936-1937 годах были репрессированы такие крупные специалисты в области средств связи, как А.В. Водар, П.И. Епанешников, Л.Д. Исаков, Ф.А. Миллер, К.Ф. Престин, Г.М. Петухов, Л.И. Сапельков.

Неудивительно, что во время Второй мировой немцы имели лучшую технику связи.

Но наибольший урон Красная Армия в 1937 году, на мой взгляд, понесла из-за арестов, связанных с производством военной радиоаппаратуры.

Николай Михайлович Синявский был расстрелян 29 июля 1938 года. Хотя он был русским, родом из Брянска, польский вид фамилии дал основание причислить его к "Польска организация войскова". (По обвинению в причастности к этой организации были арестованы И.С. Уншлихт, Р.В. Лонгва, корпусной комиссар Я.Л. Авиновицкий, комдив В.Ф. Грушецкий, К.Ф. Квятек и другие).

Н.М. Синявский был начальником 5-го Главного управления Народного комиссариата оборонной промышленности. Именно здесь производилась военная радиоаппаратура и часть оборудования, которое могло иметь военное применение.

...Перед 22 июня 1941 года в советский тыл было заброшено множество немецких диверсантов, которые еще до начала военных действий начали выводить из строя проводную связь. 22 июня 1941 года, с самым началом войны на колонны людей и техники начали пикировать "Юнкерсы", но весьма странно - не по центру дороги, а с края. Они уничтожали телеграфные столбы. У штабов Красной Армии остались для управления войсками штабные автобусы с радиостанциями - эти автобусы немцы легко замечали с неба и атаковали в первую очередь.

Уже в середине дня 22 июня командующий Западного фронта Павлов доложил, что из имеющихся у него трех радиостанций две уже разбиты, а третья повреждена. Ему пообещали прислать три новых радиостанции - но не прислали. В дальнейшем штаб фронта не только не руководил войсками, но даже не знал, где проходит фронт.

В отчаянии Павлов сам выехал в войска. О его местонахождении не знали ни в штабе, ни в Кремле. Фронт потерял управление. Скоро войска четырех армий были окружены. Оставив пехотные части блокировать окруженных, немецкие танки ринулись прямо на Москву...

А вот немецкий пехотный батальон имел бронетранспортеры с УКВ радиостанциями с радиусом приемо-передачи 3 км и - на таких же бронетранспортерах - радиостанции для связи с командованием. В батальоне этих бронемашин было 12. На каждом танке, на каждой самоходке, на каждом самолете немцев была радиостанция. На советских же танках и самолетах их было мизерное число. По сути, каждый советский танк был предоставлен самому себе и не имел представления об изменяющейся обстановке боя в целом.

Немецкие "Ju-87" оставили о себе страшную память у советских пехотинцев и танкистов. Машина была тихоходной и, вообще говоря, ничего уникального не имела - но они блестяще уничтожали цели, поскольку на земле находился специальный офицер, который наводил самолеты. Кроме этого в составе подразделения "Юнкерсов" обычно летели два штабных самолета, которые по радио руководили налетом.

Ф. Гальдер в своем дневнике так оценил связь Военно-воздушных сил РККА: "...войск связи ВВС в нашем смысле нет..."

Аналогично дело обстояло и с созданием радиолокаторов, которые (РУС-2) упоминались выше.

1 апреля 1935 года в Ленинградском физико-техническом институте была создана лаборатория по разработке аппаратуры радиообнаружения самолетов с использованием импульсного метода, В состав лаборатории вошел Д.А. Рожанский. В июле 1935 года к ним присоединился Юрий Кобзарев. В результате работ в Ленинградском физтехе был создан импульсный метод радиообнаружения.

В 1935 году на Ленинградском заводе № 209 имени Коминтерна по заказу Управления ПВО были созданы основные элементы системы "Электровизор", основанные на непрерывном методе излучения и приема. Совместно с учеными Ленинградского физико-технического института (ЛФТИ), под руководством Рожанского, была также изготовлена импульсная аппаратура "Модель-2".

В 1936 году Д.А. Рожанский скончался, и работы возглавил Ю.Б. Кобзарев. А затем...

Завершение работ над системами "Рапид", "Электровизор", "Модель-2" и других не было предусмотрено планами Управления ПВО РККА. В связи с отсутствием финансирования во второй половине 1930-х годов разработки этих систем прекращены.

Работы по проблеме дальнего обнаружения самолетов радиотехническим методом продолжил Ю.Б. Кобзарев. Под его руководством в Научно-исследовательском институте связи РККА (НИИС РККА) была начата разработка системы "Ревень" для радиообнаружения самолетов и определения расстояния до них. Испытания прошли успешно, и в 1938 году были изготовлены два экспериментальных образца.

Приказом наркома обороны Климента Ворошилова 10 сентября 1939 года система радиообнаружения "Ревень" под индексом РУС-1 (РадиоУлавливатель Самолетов первый) была принята на вооружение Красной Армии. Следует особо отметить, что РУС-1 была создана на основе идей Ощепкова.

В 1939 году в ЛФТИ (руководитель работ Юрий Кобзарев, разработчики Павел Погорелко, Николай Чернецов) и НИИС РККА (руководитель работ Шестаков) был создан экспериментальный образец установки дальнего обнаружения воздушных целей "Редут". Разработка опытных образцов "Редута" была поручена ленинградскому НИИ радиопромышленности. Этот институт находился в составе НКВД, работы в нем велись в основном силами репрессированных ученых и конструкторов. Руководил работами А.Б. Слепушкин. Скоро новая система была создана и под названием РУС-2 принята на вооружение.

Но темп был потерян. Начало войны Советский Союз встретил с 44 станциями РУС-1 (из них 28 в войсках) и всего одним-единственным РУС-2. С началом войны было выпущено еще несколько станций РУС-2, но поскольку производство находилось в Ленинграде, его скоро пришлось прекратить.

С самого же начала войны стала ясна важность радиолокаторов.

В июле 1941 года одну систему РУС-1 развернули в составе 1-го корпуса ПВО в Московской зоне на рубеже Ржев-Вязьма. К концу сентября в Московской зоне работали 8 РУС-1. Но РУС-1 могли только оповещать о налете, и не более. Существовала лишь одна опытная батарея со станциями наводки. [Вероятно, речь идет об английских радиолокационных станциях орудийного наведения GL Mk II, которые были поставлены для защиты Москвы в октябре 1941 года. - Прим. РМ В. Громова]

21 июля 1941 года НИИ радиопромышленности смонтировал под Можайском опытную станцию "Порфир" метрового диапазона с дальностью обнаружения 200-250 км, с антенной высотой 25 и длиной 7 м.

Как только станция вступила в строй, отвечающий за ее работу В.В. Тихомиров бросился к начальнику станции- экран светился многочисленными точками. Того разобрало сомнение - исправна ли аппаратура. В.В. Тихомирову удалось убедить, что исправна. Информация о приближении большого числа самолетов пошла по команде. Как оказалось, она была совершенно правильной - именно в этот день немцы предприняли свой первый массированный налет. Этот налет был успешно отражен.

Ленинград прикрывали радиолокационные станции из 2-го корпуса ПВО. Ладожскую "Дорогу жизни" прикрывали РУС-2.

Интересующихся подробностями создания этих систем отсылаю к вышеупомянутой книге А. Помогайбо.

Но на наш взгляд репрессии - это лишь одна из причин, и, может быть, не самая важная...

Повторно сообщаем, что полностью данную статью и библиографию к ней можно прочесть в Интернете по адресу: www.warmech.ru/war_weapon/radstationavia.html