В моё время(1966-1969)наша 21 рота ходила в баню каждые 10 дней.Вместо трусов мы носили кальсоны.Случаев пропажи полотенец не припомню.Во всем остальном баня соответствовала рассказанному о 41 роте.Вспомнился случай в бане.Двери в само банное отделение имели кем-то проделанные дырки.Не помню уже как наш взвод попал в баню в тот момент,когда в бане мылись женщины.К дверям с дырками больше трёх человек не умещалось."Счастливчики" уступать место не желали,одурманенные увиденным.Я своей очереди так и не дождался.Сержанты увели взвод в казарму...

kombat пишет: В моё время(1966-1969)... вместо трусов мы носили кальсоны... .

Припомни получше. В летнее время всё же выдавали длинные "семейные" синие трусы. Помню их как сейчас. В кальсонах в летнюю жару мы бы ох@ели ...

В 2013 году довелось мне посетить Крепость и побродить по ней. Зашёл,безусловно, и в баню. Был поражён до глубины души, что в ней за эти десятилетия ничего не изменилось. Ну ничегошеньки. Даже снял этот сюжет на видео. Будет желание посмотреть, могу визуализировать и выслать. Так что текст Михаила, получается, просто живая зарисовка с натуры для многих поколений курсантов...

Ну, а насчёт женской помывки - вашей роте, видать, просто повезло ... Ребята, наверное, потом долго спать не могли ...

Точно! И у нас так же было...
А на абитуре поступившие солдаты ходили в баню дюжиной (нас столько в роте было) и без сопровождения. Вот где отрывались!!!
И парилку, вывернув все краны с горячей водой и душ, делали, ходя на ощупь в густом тумане, и поливали дружка дружку из-за колонн полными тазиками холодной воды.

Про кальсоны.
В армии на срочной они были и летние и зимние, зимой носилась пара зимние-летние, трусов же не было вообще, только у "стариков" и младших командиров.
По крайней мере в МВО, учебка связи была очень уставная
А в Школе были летние кальсоны зимой и синие трусы с майкой летом. И это было здорово!

А нехватка бани (она была раз в неделю и по четвергам, и понедельникам, и по пятницам в зависимости от курса) перед увольнением компенсировалась мытьем холодной водой с головой из под вывернутого кверху крана ножной раковины. До сих пор по спине мураши. А что делать? Не гоже кавалеру в присутствии дамы козлом смердеть после спорт-массовых мероприятий выходного дня, из которых почему-то главным был бег на 3 км. Не Франция с пудрой в волосах, чай.

Так что БАНЯ - ВЕЩЬ, и вне зависимости от дня недели. Спасибо, Майкл, будто снова помыться сходил.

Караул

Караул, в ружье! Нападение на караульное помещение! Топот сапог, толчея у пирамид с автоматами. У окон замерли боевые расчеты. Начальник караула, командир третьего взвода капитан Варфоломеев С.Е., проверяет, проверяет. Кого-то отчитывает. Короткий, сорокапятиминутный сон отдыхающей смены прерван, порван в клочья. Пятый час утра, голова разламывается от усталости. А Варфоломеев строит караул, проводит разбор. Наконец, отбой. Пытаюсь уснуть на топчане без подушки. Сколько минут сна осталось? Десять, пятнадцать? Команда «Смена подъем! Спал или не спал непонятно. Автомат на плечо. Опять проверка и инструктаж. Заряжание под присмотром разводящего. Команда «Шагом марш!»

Караул никто не любил. Он появлялся каждый месяц в расписании занятий, он приближался и не предвещал ничего хорошего. Предстояли тяжелые сутки без сна, и сачки заблаговременно запасались в санчасти справками об освобождении. Табель постов с красивыми схемами выдавался после обеда в класс, смотреть его не хотелось, а Устав Ги КС все знали наизусть. «Часовой обязан: бдительно охранять и стойко оборонять свой пост, нести службу бодро, ничем не отвлекаясь…» До развода был еще «курсантский час» для сна. Уснуть удавалось не всегда, но лежать днем, в 41-й роте, под одеялом и думать, что времени до подъема еще много, было приятно. Неприятно было уснуть в конце этого часа, подъем был тяжелым и грустным, команда быстро выдергивала сопротивляющееся тело из под теплого одеяла.

С автоматом, с подсумком с двумя рожками, маршируем с капитаном Варфоломеевым в учебный караульный городок. Варфоломеев как всегда суров, придирчив и строг, «сукины дети» в строю свои. Поэтому и спрос на всю катушку. Четыре «вшивника» уже сняты и ликвидированы в казарме, трое получили устное командирское «надрание», после которого улыбаться не будут долго. Но все еще только начинается. В караульном городке ждет командир роты В.Навроцкий. Вот тут понеслось, поехало. «Обязанности часового» отскакивают от зубов, отработка заряжания и разряжания оружия, смена постов – «Пост сдал, пост принял», «пожары и нападения». Все знают, что на постах никто никому ничего не будет сдавать, но молчат и не заявляют. Мысль одна, когда все это закончится? После В.Навроцкого все чувствуют себя хорошо, все взбодрены и воодушевлены, все готовы стойко переносить тяготы и лишения военной службы. Караул встречает плац училища, развод с оркестром, как это мило после марша под оркестр стать на сутки часовым. Все еще только начинается.

Старый караул, уставший и измотанный, сдает караульное помещение. Тут иногда разыгрываются трагедии, тут идет «война» между факультетами, между первым и четвертым, кто и когда ее начал неизвестно. но «война» идет. Идет с переменным успехом каждой из сторон. Горе первому курсу сдавать караул третьему. Одну сдачу третьему курсу с первого факультета я запомнил на всю жизнь. Вымытые помещения не принимались. Мы мыли окна, чистили унитазы, чистили стены, скоблили стеклами ножки стульев. Все это продолжалось до девяти часов вечера. И караул не принимали. В конце концов, наш нач. кар просто нас увел. Мы долго ждали свою «добычу». На третьем курсе дождались. Попались первокурсники с первого. Бедные ребята, все повторилось зеркально.

Посты бывают разные, «зеленые и красные». Самые лучшие – двухсменные, склады и автопарк. Быстрая смена, отдых без бодрствования, и весь день сон. Да еще поход в столовую с термосами. Первый пост неплох, быстрая смена и служба в тепле, но мнется и трется «парадка». На остальных, трехсменных, тяжко. особенно в холод. У Западного КПП – вышка «Роза ветров». Часовой как на ладошке, весь день. Аэродром и склад ГСМ, далеко и грустно. Смена – 45 минут. Все еще только начинается.

Первая смена на посту, ещё ничего, ты бодр, ты не устал, тебе ещё не «вынесли мозг» инструктажами и вводными в караульном помещении. «Часовой обязан: ничем не отвлекаться, не выпускать из рук оружия…» Автомат из рук не выпускаю, за постом смотрю. Но мысли отвлекают. С аэродромной вышки видна дорога, остановка, на остановке люди, ждут автобус. Там течет жизнь без уставов, без распорядка. Но зависти нет. Просто визуальный факт. Сравнение не в мою пользу. Оставшиеся «часовые минуты» пролетают. Приходит смена, шагаю в караул. Еще не замерз. Доводят «Боевой расчет», запоминаю к какому окну бежать, что хватать при «Пожаре»… Час в бодрствующей смене. В шахматы и в шашки никто не играет. Новый боевой расчет. На «сон» остается сорок пять минут. Кажется уснуть на этом жестком топчане в сапогах и в ремне невозможно. Шапка вместо подушки. Не сон, провал в сон и команда «Смена подъем! Строиться!» Проверяем боеприпасы. Гильза патрона торчит «в окошке» магазина. Инструктаж, заряжание. Команда «Шагом марш!».

Темно и тихо. Время В.Навроцкого. На посту слышу каждый шорох, гляжу «в оба». Бодрости добавляет гуляющая по училищу «страшилка», когда к спящему на вышке часовому влезло по лестнице неизвестное «лицо». И проснувшийся часовой влепил по этому лицу ногой, каблуком. «Лицо» полетело с вышки… Я в первом своем карауле развернул прибывшего для проверки начальника караула командой «Стой! Назад!» На вопрос, почему назад, я заявил, что без разводящего на пост не пущу. Нач.кар ушел. Он принял правильное решение, нечего приставать к бдительному часовому со сложными вопросами из УГ и КС. И мне потом не было даже замечания! А аэродромные вышки были хороши тем, что там ничего не надо было принимать, периметр.

Проверок нет, дальние посты, ГСМ и вышку у стадиона проверяют редко, самые проверяемые пост №2(склады) и вышка у западного КПП. Там всем везет на проверки. Нарушаю УГиКС, прислоняюсь спиной, так полегче. Но не сплю, на постах спят … , это позор с тяжелыми последствиями, я видел этих несчастных перед строем роты. Видел лицо Навроцкого, когда он их карал жестоко и беспощадно. Легче было прийти с запахом из увольнения.

Топает смена. Делятся новостями. В карауле Навроцкий, все на ушах, резервная группа сбегала до автопарка… Хорошо, что без меня. Наступает самое отвратительное время перед рассветом. Хочется спать, голова уставшая. Опять инструктаж, боевой расчет. Час бодрствования. Наконец, топчан. Теперь он становится мягким и удобным, отрубаюсь сразу. Снова крик, подъем. Держу «оборону» у окна в умывальнике. Да сколько можно? На посты смена поднимается разбитая и подавленная. Лица злые. За двадцать минут ходьбы сон проходит. Не завидую третьему разводящему. Двенадцать смен за сутки через два часа.
С восходом становится полегче, звуки просыпающейся окружающей местности увеличивают скорость времени. Оно бежит быстрее. Днем практически не проверяют. Но не сплю. На посту ГСМ в одном из караулов на вышке оказалось катапультное кресло самолета. Долго думал, что делать. Вероятность того, что при проверке проверяющий полезет на вышку исключалась. Оставил эту благодать. В кресле можно было сидеть и смотреть за дорогой. Вторая и третья смена приняли «подарок» с благодарностью. Так и «отстояли» без замечаний, передав кресло по описи следующему караулу.

Двухсменные посты днем жируют, спят, им можно. Сколько «часов» я в итоге поспал за караул? По уставу должно быть четыре часа. По караульной жизни – два с половиной. Многим «повезло» во время сна со вводными. Варфоломеев от этого вопроса уклоняется. Караул – не вечер отдыха.
В казарме еще чистка автоматов. И мертвый сон, продолжающийся на следующий день на занятиях и сампо. Радость одна. Следующее «счастье» не скоро.

Наконец-то новая литературная нетленка из курсантской жизни! А то все политика да неправильное мироустройство...

Чепок

Происхождение и этимология слова «чепок» неизвестны. В толковом словаре русского языка В.Даля слово отсутствует.


Звонок на перерыв в 28-ом учебном корпусе давал команду «Марш!». Курсанты выбегали из дверей, выбегали быстро и энергично и неслись на перегонки к небольшому зданию. Это небольшое здание называлось Чепком, и за считанные минуты оно набивалось битком. Кто за кем стоит было непонятно, у прилавка ломились и давились, прилавок брали «штурмом», и первые счастливчики уже вылезали из очереди с пакетами молока и пирожными. Шансы остальных протиснуться к прилавку таяли с каждой минутой, перерыв между парами был пятнадцать минут, и на четырнадцатой минуте чепок пустел, оказаться во время занятий вне аудитории было чревато большущими неприятными последствиями, но оставалась надежда на новый старт после следующей пары.

Чепок возле 28-го корпуса был запасным. Был еще Главный чепок возле учебного корпуса первого факультета и был он местом легендарным. В него стремились попасть все, он звал, он манил, он притягивал, в нем курсант становился счастливым на те сладостные мгновения, когда перед ним на столе стояло то, что он возжелал после однообразной унылой курсантской столовой. Здесь становились банкротами, проедая государственное курсантское денежное довольствие, здесь ели на деньги товарища, потом на деньги другого товарища, и еще на деньги другого товарища, здесь влезали в долги и ни о чем не жалели.

Чепок нагрузку не выдерживал. Он надрывался от напряжения, но вместить, а главное накормить всех желающих не мог, не мог «физически». Попасть в него можно было в перерывах между занятиями, вероятность чего была полтора процента, в личное время после обеда, за сорок пять минут с вероятностью пятьдесят процентов. В выходные дни вероятность повышалась. В установленное распорядком время чепок был полон всегда, в нем стояла курсантская очередь, и даже если она была маленькая, она не двигалась, потому что один представитель классного отделения принимал заказы от всех своих, в очереди он стоял один, а за столом сидели в ожидании пять.

В чепке курсанты делились на две категории. «Компании», которые проедали все деньги в два захода, и экономисты-одиночки, которые тянули по чуть-чуть весь месяц. Компании гуляли широко, с размахом. Их столы ломились от тарелок с жареной печенкой, ее продавали кусками на развес, бутербродов с колбасой и сыром, пирожных трех четырех видов, пакетов молока и прочего… Тут под печенку велись задушевные, дружеские беседы, тут ели не спеша, зная, что следующего раза возможно не будет до следующей «получки». «Экономисты» ели молча, в одиночку, пакет молока -14 коп. и песочное пирожное-14 коп. Именно из-за "экономистов" чепок не справлялся с работой, эти скряги, отстаивая длинные очереди, покупали на тридцать копеек и не давали большим компаниям, скинувшимся по крупному отрываться по полной.

В учебные дни после 16-00 в чепке оставалась специфическая публика – «больные», после посещения санчасти, дневальные , оторвавшиеся от суточного наряда, спортсмены, «спешащие» на тренировки и простые курсанты, оторвавшиеся от сампо… Находиться в составе этой группы было опасно. К чепку подтягивался патруль, и все засидевшиеся, имевшие «алиби», легко могли оказаться в крепостной комендатуре у коменданта майора Лещенко.

Бдительная работа патрулей и комендатуры тем не менее не помешала первокурснику с первого факультета залезть ночью в магазин у столовой. Набрал он там много вкусностей, прятал все на валах, но был изобличен. Судили парня в курсантском клубе именем Латвийской советской социалистической республики, из перечисленного на суде украденного я запомнил несколько десятков плиток шоколада «Золотой якорь» и радиоприемник «ВЭФ».

Для дополнительного продовольственного обеспечения курсанта оставался еще один вариант – магазин в жилой зоне крепости. Нахождение и хождение курсантов там было под запретом, строжайшим. Там же находилась комендатура коменданта, там же интенсивно прочесывали улицы патрули, там же можно было легко нарваться на командира роты и командира взвода, поэтому проникновение в этот «запретный район» требовало от курсанта смелости, решительности и инициативы. Проникали в жилую зону через забор, чаще всего возле почты. Но вариантов с забором было много, у каждого был свой, в зависимости от складывающейся оперативной обстановки. В магазине можно было купить большой батон за 25 коп и банку сгущенки за 65 коп. Обладатель такого набора обеспечивал праздничное состояние своего желудка до завтрака. Но в продовольственный магазин важно было не только войти, еще важнее было из него выйти. Это удавалась не всегда и не всем. Вездесущий патруль периодически поджидал у входа выходивших из магазина курсантов и переправлял их «в объятия» коменданта Лещенко. Выходили ли курсанты после Лещенко из комендатуры с батонами неизвестно. Иногда курсантов в магазине спасали продавцы, выпуская их через запасной выход подсобки, и патруль оставался ни с чем. Патрульными в патруле ходили курсанты, команду начальника патруля «догнать нарушителя» они выполняли энергично, но никогда, никого не догоняли. Спина мелькнула над забором, за ним сбежавший был таков.