Итак, первый рассказ Бориса под названием :
НЕ ТАК СТРАШЕН КАЩЕЙ, КАК ЕГО МАЛЮЮТ…
Всем привет, дорогие читатели! На днях, разбирая вещи «багажа жизни», наткнулся на очень - очень старые записи-зарисовки о своём первом инженере полка - Николае Григорьевиче Кащее, Царствия ему Небесного, хороший был человек, мужик и офицер! Вспомнил его, улыбнулся по-доброму, а теперь и Вас хочу немного «улыбнуть»! В августе далёкого-далёкого нынче 1980 года, я и ещё трое выпускников Даугавпилсского Авиационного Инженерного училища прибыли к своему новому месту службы в 636 истребительный полк, расположенный в городе Краматорске. Точнее, прибыли мы в Краматорск, посетив штаб армии в Киеве, дивизии в Харькове и получив там направление в Краматорск. Меня киевские кадровики сначала направили в Днепропетровский 933 полк, но я выполнил напутствие отца и позвонил его хорошему старшему товарищу, бывшему командиру Копитнарского 167 авиа полка полковнику К. Василий Кузьмич очень обрадовался привету папы, стал немедленно звать в гости и интересоваться моими проблемами. Узнав, что я получил назначение и еду служить в Днепр, он решил «переиграть» решение кадровиков, мотивируя это тем, что сын его сослуживца, хорошего человека, должен служить в «Жемчужине короны авиации ПВО» - «городе-герое» Краматорске! Василий Кузьмич перезвонил в армейские кадры, а мне сказал вернуться туда и получить новое направление. Сегодня точно могу сказать, что звёзды тогда расположились «в мою пользу», поэтому огромное спасибо Василию Кузьмичу за то его спонтанное решение и Вечная Память! Итак, мы, четверо молодых выпускников-лейтенантов, едем в Харьков. До встречи у штаба армии на Воздухофлотском проспекте в Киеве мы не были знакомы друг с другом - все с разных выпускных рот и факультетов. Я - самолётчик, Паша Король – вооружейник, Витя Галкин – приборист-электрик и Володя Седышев - радист. Наш отъезд из Киева был немного омрачён, прямо с перрона «заросших как папуасы лейтенантов-пижонов» (цитата неадекватного капитана-начальника) «забрал» комендантский патруль и, что называется, сразу «забрил», отправив постригаться в вокзальную «Перукарню» (Парикмахерскую. укр.). Уверен, что тот похмельный начальник патруля был в сговоре с еврейкой парикмахершей, «поставляя» ей «задорого» (два рубля!) постричь, якобы «не стриженных» желторотых лейтенантов и имея при этом свой «гешефт»! Невольно вспомнился Михаил Самуэльевич Паниковский с его эпохально - бессмертным: «Шура! Поезжайте в Киев, посмотрите и спросите!» Мы посмотрели, спросили, на свою голову… Вот тебе и Киев! «Мать городов русских»! А может всё, что там сегодня происходит, именно так и начиналось? Постригли нас, бедолаг, не по армейской моде - «бокс, полубокс, бобрик», наша «рукожопная» модельная стрижка называлась - «Да, ладно!» (Да, ладно, отрастёт!). Приезжаем в Харьков. «Огородами», чтобы опять (не дай бог!) не забрал патруль, мы добрались до штаба. Авиационный полк в дивизии был один, поэтому процедура представления и дальнейшие действия сложились незатейливо-просто – новое предписание «в зубы» и вперёд «дранк нах зюйд», в Краматорск! В авиационном отделе инженер дивизии предупредил, что в Краматорском полку вчера случилось ЧП. В эскадрилье, на стоянке, по вине личного состава инженерной службы, сгорел самолёт. Подробностей нам не довели, просто предупредили, чтобы мы не надоедали там и не «мозолили» глаза – не до нас! Именно там, в отделе авиации Харьковской дивизии ПВО, я услышал фамилию своего будущего прямого (самого прямого!) начальника. Заместителем командира 636 истребительного полка по инженерно авиационной службе был подполковник Кащей Николай Григорьевич. Фамилия как-то сразу показалась не очень обнадёживающей, но начальник авиации дивизии заверил, что человек, Николай Григорьевич – золотой! Приехали в Краматорск, в полку узнали подробности происшествия. Это был пресловутый «человеческий фактор» вкупе с его Величеством случаем. После стрельб из пушек по наземным целям специалисты авиационного вооружения (АВ) не проверили и не разрядили пушку. Конструктивные особенности пушки были в том, что последний (крайний?) снаряд всегда оставался в стволе. Вооружейники шутили и называли этот последний - крайний снаряд – «для себя»! В тот роковой день пушка «благополучно» припасла «для себя» осколочно – фугасно - зажигательный снаряд, а спецы – вооружейники про него тоже «благополучно» забыли, не проверив – не разрядив пушечный контейнер. На следующий день… А на следующий день два корифея спеца пришли на самолёт делать плановую, предварительную подготовку к полётам. В авиации оружейников называют «щелчки», потому что все их проверки матчасти (когда она без снарядов и ракет) происходят до звукового сигнала - щелчка. Ещё их ласково и любя зовут - «дельфины». Я, конечно же, слегка ёрничаю про «любя» - зовут их так, скорее, иронично – вроде бы всё знают, вот только рассказать ни хрена не могут! Так вот, приходят эти самые два корифея - дельфина на самолёт и начинают его проверять. Начальник садится в кабину истребителя и даёт команду своему подчинённому законтачить концевой выключатель в нише передней стойки шасси. Таким образом (в обход всех инструкций и регламентов!), они имитировали уборку передней стойки шасси, чтобы цепь замкнулась, разблокировалась, и позволила пушке сработать (выстрелить). Оба «дельфина», при этом, ждали характерного щелчка, но его не последовало, потому что пушка выстрелила… Забытый в стволе снаряд вылетел и, отрикошетив от обтекателя, «подбил» свой же самолёт, попав в первый топливный бак. Самолёт стоял в капонире с полной заправкой и сгорел минут за двадцать. «Дельфины», слава богу, благополучно спаслись, причём начальник выпрыгнул на бетонку прямо из кабины, почти с четырёхметровой высоты. Техник самолёта, находившийся рядом со своим «аппаратом тяжелее воздуха» успел спасти брезентовый чехол, лежавший на правой плоскости крыла. В жизни ведь всегда есть место подвигу! Узнав из разговоров офицеров все эти «пикантные» подробности, мы пошли представляться Кащею…
Заходим в его кабинет. Хозяин кабинета подполковник Кащей Николай Григорьевич сидел за своим столом «чернее тучи». Он извинился: «Мол, Вы наверняка в курсе произошедших событий? Поэтому, извините за полное отсутствие внимания к Вам и не обессудьте, - такая уж наша сегодняшняя ситуёвина! Давайте, познакомимся!» Я представляюсь первым, как говорится «и по ранжиру, и по жиру», потому что «росту» у меня два метра, да и «СД» (Самолёт и Двигатель) в авиации командная специальность. «Лейтенант-инженер Дедолко, СДшник!» Лицо инженера заметно посветлело, а глаза чуть повеселели. «О, коллега! Коммунист?» - строго спросил Кащей.
-Так точно, товарищ подполковник!
-Молодец! Ты у меня не засидишься! Быстренько сдавай зачёты на самостоятельный допуск и сразу принимай борт 92 во второй эскадрилье! Техники самолётов нам нужны как воздух! Давай, брат СДшник, не подведи!
Дальше представились Витя Галкин с Вовой Седышевым и тоже сразу получили назначение. Седышева Николай Григорьевич слегка «выдрал» за его «нескромный» вопрос о жилищном фонде полка и перспективах получения квартиры. «Не с того начинаете, лейтенант! О службе нужно думать!» - сказал. как отрезал инженер и Седышев быстро переключился только на мысли о будущей службе. Во время нашей беседы Николай Григорьевич узнал, что мы все четверо ещё никак не устроены с жильём и даже с ночлегом. Он тут же вызвался нам помочь и стал звонить директору городской гостиницы. Набрав номер он раскатисто произнёс в трубку: «Это Кащей бес…». Я выпал в осадок. Мне показалось, что он сейчас скажет «Это Кащей бессмертный!», но он сказал: «Это Кащей беспокоит!» Судя по тому, как прыснул от смеха Витя Галкин, - он тоже так подумал! Было видно, что инженер полка, с нашим приходом к нему, немного отвлёкся от своих мрачных мыслей и даже немного повеселел. Жизнь для него продолжилась во всех её проявлениях! Дошла очередь представляться до Паши Короля. Тут нужно отметить, что Павел из нас всех выделялся особо интеллигентным и умным видом. Посмотришь обычно на такого и сразу думаешь: «Ну, вылитый Умка!»
Павлик действительно был самым интеллигентным и культурным (а уж начитанным каким!) из всех нас четверых (как внешне, так и внутренне!). Пишу «был» и невольно наворачивается слеза, потому что два года назад Павел Брониславович Король навсегда «ушёл за Радугу». Мы были с ним большими друзьями всю нашу жизнь. А подружились именно тогда, в самом начале лейтенантской службы, в августе восьмидесятого.
-Лейтенант-инженер Король. Авиационное вооружение.
Что тут произошло с инженером полка!?! Он «взвился с места в карьер» и набросился на Пашу:
«Вот из-за таких, б..дь, ...удаков как ты и происходит абсолютно вся хня в авиации! У вас щелчков, б..дь, «праздник» раз в году – стрельбы на полигоне! Остальное время только ходите по стоянке и х..ем груши околачиваете!!! Моя б воля я на цепь посадил всех вооружейников у самолёта, чтобы днём «пахали», а ночью охраняли!» И дальше в таком же духе.
На интеллигентнейшего Пашу было просто больно смотреть! Он весь вспотел, сжался, покраснел, а его очки сползли на нос... Закончил свой пламенный спич подполковник Кащей так же внезапно, как и начал. Он взял себя в руки и снова извинился перед нами: «Прошу меня простить великодушно! Поймите братцы правильно, очень уж тяжеленный Дамоклов меч надо мной висит! Не увернуться, не скрыться и не спрятаться! Такой он наш инженерный хлеб, - керосином пахнет!» От его слов стало немного не по себе. Про «хлеб пахнущий порохом» я слышал, а вот про «пахнущий керосином» только-только стал узнавать… Потом была двухнедельная практика, стажировка на технике и сдача зачётов на самостоятельное обслуживание. Зачёт на допуск я сдавал самому Кащею. Это была целая эпопея. Начали вдвоём у него в кабинете с теории. Николай Григорьевич «зашёл» издалека:
-Товарищ лейтенант! Пожалуйста помни, что всё сказанное тобой на зачёте может быть использовано против тебя!
Дальше – больше! Инженер стал задавать мне «конкретные» вопросы:
-Ну, что Дедолко, всё знаешь?
- Не всё, конечно, товарищ подполковник, но кое-что знаю!
-А что знаешь?
-Теорию знаю.
-Какую теорию?
-Которую сдаю.
-А какую ты сдаёшь?
- Ну, это Вы уже придираетесь, Николай Григорьевич!
Кащей оценил моё чувство юмора, и мы вместе посмеялись. Я ответил на все его архищадящие вопросы, они были, скорее, практическими с лёгкими элементами теории. Потом мы на его «джопике» (так он называл свой персональный УАЗик) поехали на аэродром. Началась практика. Там Кащей в процессе опроса по практическому знанию самолёта, ввернул эпохально-цветистую фразу, которую я тогда хорошо запомнил, а сейчас процитирую Вам: «В авиации, Дедолко, дураков нет! Мы тут любую дурь очень быстро выбиваем!» Глубоко было сказано, я тогда аж невольно поёжился, вспомнив почему-то, что систематически спал в училище на лекциях, а иногда и прогуливал их...
Сдал я тогда всё, что мне было положено сдать для допуска к обслуживанию самолёта, получил-принял под роспись свой «лайнер» борт №92 и давай… служить! Я буквально дословно цитирую своего училищного курсового офицера (командира взвода), который именно так живописал нам пацанам – курсантам начало своей офицерской жизни. «Приехали мы с женой в гарнизон, получили комнату в общежитии, поставили там солдатскую кровать и ДАВАЙ…». После этого он замолчал, задумался, очевидно, вспоминая и смакуя в памяти какие-то интимные подробности этого эпизода. Нас половозрелых юношей тогда очень заинтересовало, что же такое они с женой стали делать на солдатской кровати под это провокационно-эротическое (как нам показалось) слово «ДАВАЙ!». Я не выдержал интриги его паузы и спросил: «А что «и ДАВАЙ», товарищ капитан?». Рома (партийная кличка взводника) не понял подоплеки моего вопроса и строго, наотрез ответил: «И давай ЖИТЬ!» Вместе с «лайнером» я получил главную ценность истребителя Су-15ТМ, его культовый тотем – мерный спиртовой чайник ёмкостью 5.5 литра. Для тех, кто не в курсе. Перехватчик СУ-15ТМ был искренне, и горячо любим личным составом истребительной авиации ПВО не только за его выдающиеся боевые качества, красоту и надёжность. Этот самолёт, кроме всего перечисленного, обладал ещё таким ценнейшим «ресурсом», как гидролизный (но, вполне себе питьевой!) спирт С2Н5ОН. Авиационный технический состав обожал изд.37 (самолёт СУ-15ТМ) и готов был служить на этой матчасти и в пустыне, и в вечной мерзлоте, и даже «у чёрта на куличках» - ведь стимул был очень и очень серьёзный и творил просто сказочные чудеса. Он, например:
- Вызывал удовлетворение местом службы и непосредственно должностью;
- Снижал стресс от тягот и лишений воинской службы;
- Повышал «в разы» коммуникабельность;
- Позволял легче высказывать и обсуждать любые идеи, успешно делая их творческими;
- Позволял после «темнадцати» легче работать, и не уводил в «кабак» после окончания работы;
- Значительно сокращал расходы на обогрев помещений;
- Делал товарищей по службе всё «более и более товарищами»;
- Превращал большинство женщин вокруг в ослепительных красавиц;
Представляете сколько в этих «стимуле» было командирских «рычагов» управления? СИСТЕМА однако! В нашем доблестном полку эта «система» работала чётко, как швейцарские часы «Ваширон Константин». Техник самолёта в «системе» был очень важным звеном, ведь он в конечном итоге подписывал большинство документов на списание «якобы израсходованной «огненной воды». Это, в нашей негласной спиртовой иерархии, прибавляло ему большие и очень весомые висты. Тут главное было – всегда оставаться нормальным человеком, не быть Гобсеком и не «жлобиться», но при этом не «возноситься и зазнаваться», потому-что таких «система» перемалывала «на раз»! Со мной побеседовал инженер моей эскадрильи на предмет «лояльности системе», показал и представил меня «заоблачно» важному звену всей этой «спиртоцепочки» - раздатчику и водителю спиртозаправщика прапорщику Серёге Спирину и… процесс пошёл. Я стал полноправным членом технического офицерского коллектива второй эскадрильи 636 истребительного полка.
В свои первые полёты второго сентября восьмидесятого года мой самолётик слетал семь раз. А я «доблестно и самоотверженно» обеспечивал эти его полёты. Общий язык с «мустангом» № 92 (я поначалу его так называл) мы нашли сразу и ни разу не обиделись потом друг на друга.
Инженер полка конкретно «наблюдал за мной с высоты птичьего полёта». Но делал он это ненавязчиво, что называется «без шуму и пыли» и, думаю, мы бы даже подружились с ним впоследствии, как я потом подружился с его заменщиком, но его «Дамоклов меч» раскачивался-раскачивался и всё-таки «сработал на поражение». Через пару месяцев Николая Григорьевича Кащея перевели с понижением (поражением в правах?) к новому месту службы. Хотя номинально «его ушли», вроде бы, даже на более высокий уровень – инженером Днепропетровской дивизии ПВО, но «де-факто» это было что-то вроде «отставной козы барабанщик». Потому что без нормальных полномочий, прав и обязанностей, а главное - без квартиры в Днепре и семьи. Его домашние остались ждать в Краматорске, пока он через несколько лет не уйдёт на пенсию и не вернётся в «лоно семьи».
За то недолгое время, которое я служил «под знамёнами Николая Григорьевича» с ним произошёл целый ряд курьёзных случаев, которые он сам добродушно называл «казусами». Я, как Шурик из «Кавказкой пленницы», по жизни собираю тосты, анекдоты, «цветистые выражения», курьёзные случаи и, всё такое, им сопутствующее. Сначала делал это для того чтобы рассказать друзьям и «ввернуть» при случае в застольной компании, а теперь, повзрослев и значительно сократив все возлияния-трапезы-банкеты, чаще использую их в рассказах и своих книгах. Случаи (казусы) с Кащеем в моей «сокровищнице» заслуженно занимают почётные места. Обязательно (всенепременно, как любил говорить Николай Григорьевич Кащей) размещу в своей новой книге (условно она пока называется «С улыбкой о серьёзном») эти некоторые «казусы» Николая Григорьевича. А сегодня Вы, уважаемые читатели, будете первыми, кто прочитает несколько этих «очевидных, но почти невероятных» историй.
Играет он как-то у себя во дворе пятиэтажки с соседскими мужиками в домино. Проигрывает в очередной раз. А игрок и болельщик он был, что называется, «записной»! Почти на все домашние матчи «Шахтёра» Кащей на своём служебном «Джопике» (469ом УАЗике) «носился» в Донецк при малейшей возможности. Хочу сказать, что в жизни Григорьевич был известный (в узких кругах) «либерал» и вне службы соблюдения субординации от окружающих особо не требовал. Выигравший у него партию прапорщик Шумейко радостно вскакивает и начинает приплясывать и приговаривать: «Проиграли, проиграли...». Николай Григорьевич берёт в руку горсть доминошных «костей» и, с хрустом размазывая их по лицу Шумейко, тоже приговаривает: «Ну и что, ну и что...!» Немая сцена и тихий «голос из толпы»:
-«Не расстраивайтесь так, товарищ полковник! Будет ещё и на Вашей улице праздник, в следующий раз обязательно выиграете!»
- «С вами «раклами» (донбасское СВОЛОЧАМИ) и жуликами выиграешь тут пожалуй! Игрочишки х…евы! Вася, наливай!» - даёт он команду всё тому же прапорщику Шумейко и они все благополучно переходят к «водочным процедурам».
Эх, восьмидесятые годы! Как вспомнишь, так невольно, по-хорошему вздрогнешь! Даже, сердце сжимается от тоски и грусти по их замечательной атмосфере, по нашей молодости и той твёрдой уверенности в завтрашнем (и даже послезавтрашнем!) дне. Вот только не того Мишку мы тогда на Олимпиаде в Москве запустили…
Ещё один «казус» с Николаем Григорьевичем Кащеем. Как-то на ночных полётах на одном самолёте, при посадке, не вышел тормозной парашют. Лётчику командуют: «Отключить двигатели!» Он на нервах и по инерции-прострации срулил с ВПП не на рулёжку, а на грунт и, почему-то выключил на самолёте Аэро Навигационные Огни (АНО). Кашей срывается с Инженерного Пункта Управления, прыгает в свой «Джопик» и «летит» к самолёту. Через время возвращается оттуда на УАЗике-кабриолете. По темноте, без бортовых огней АНО они влетели с солдатиком водителем под крыло самолёта и полностью «снесли» верх-крышу. Просто невероятно (но очевидно!), как они успели тогда с бойцом пригнуться и остаться в живых?!
Ещё «казус» с моим непосредственным в нём участием. Информация о том, что я сын не «поварихи и лекальщика», а провизора–заведующей аптекой в Минске распространилась в полку со скоростью звука. Секретчица Лариса поведала мне грустно (а я в молодости умел «услышать» женщину!), что не может «достать» (помните словечко?) лекарство. Я её «услышал», позвонил маме и попросил передать нужное лекарство поездом Минск–Адлер. Уже через день я вручил Ларисе этот нужный ей индийский медикамент «ЛИВ52». И мы с ней оба были довольны… Но Лара оказалась «болтушкой» и уже через пару дней рассказала всем нашу «лекарственную тайну». На меня тут же посыпались просьбы, заказы, челобитные. Николаю Григорьевичу Кащею тоже понадобилось лекарство, да не простое, а очень и очень дефицитное! «Кокарбоксилаза» называлась. У самого высокого служебного начальника –моего инженера полка, приоритет, конечно же, был наивысший и уже через два дня я принёс ему медикамент домой, буквально с поезда. Он неслыханно был рад и любезно предложил выпить по «стопцу», я не отказался, но по суровому «взгляду» его супруги, понял, что больше ни в коем случае нельзя... Выпили, я извинился, раскланялся и ушёл... Дело было в субботу, около полудня. В воскресение я заступил в наряд Дежурным по Стоянке самолётов Части. Это тот самый дежурный, который в начале рабочего дня открывает ИПУ (Инженерный Пункт Управления). В понедельник полёты... Я где то забегался, закрутился и опоздал открыть инженерный «скворечник» минут на десять. Прибегаю, а Кащей уже там наверху (у него, конечно же, был свой ключ) Сидит мрачный и выглядит, мягко говоря, как персонаж клипа песни «Привет с большого бодуна!». Увидел меня, поздоровался, и в «расстроенных чувствах» говорит: «Вот из-за тебя Боря, бля..ь, всё и началось!» Вот Вам и по «стопцу»!
Автор темы
).
