Борис Дедолко пишет: Да… Кофе, ежедневная утренняя газета в виде любимого училищного сайта! Кому врём…

Борис, так никто не врёт. Всё как в анекдоте: чукча не писатель. Чукча - читатель! (это я про себя... ).
Что есть - то и факт! Не обижайся не чукч...

Борис Дедолко пишет: Да…

Борэк, 23 апреля сего ещё никак незаканчивающегося года, я послал тебе дорожную видеозаметку с ракетным постаментом.
Локацию-то опознал?
А то ответ был фоновым.
А рассказы перед этим - занимательными.

Олег Плясунов пишет: Борис, так никто не врёт. Всё как в анекдоте: чукча не писатель. Чукча - читатель! (это я про себя... ).
Что есть - то и факт! Не обижайся не чукч...

Могу предположить, что Борис имел ввиду не только вялую активность в плане воспоминаний (а практически ее полное отсутствие), но и отсутствие обратной связи читателей с писателем. Т.е. человек (условно говоря, "писатель") когда что-то вспомнил, решил оформить свои воспоминания в виде рассказа и поделиться этим с другими, то ему в любом случае интересна реакция на его воспоминания условно говоря "читателей".
А когда в ответ тишина, то и продолжать вспоминать желание пропадает. Потому как глас вопиющего в пустыне имеет тенденцию к затуханию...

Дорогие однокашники, в преддверии Нового года вспомнил про свои старые воспоминания, связанные со встречей Нового года в училище, и хочу вернуть вас в далекий уже 1979-1980 год. Воспоминания эти уже публиковались когда то на сайте, но не обессудьте - других новогодних у меня нет. (Возможно, кого то подвигну хоть ненадолго стать "писателем", и вспомнить свои. )

НОВОГОДНИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ

Время безжалостно стирает из нашей памяти события, размывает лица...
Очищая оперативную память, удаляет детали и подробности, оставшиеся в далеком прошлом.
Но вот поговоришь со старым добрым товарищем за "рюмкой чая"; нежданно-негаданно встретишь в городе бывшего сослуживца; пообщаешься по скайпу с однокашником по училищу - и дорогое тебе прошлое, как по волшебству, вновь наполнится яркими подробностями и заиграет живыми ассоциациями. Одним словом - встанет перед глазами, используя широко распространенный штамп.

Итак, место и время истории известны совершенно точно – дело было в казарме нашей 15 роты, в новогоднюю ночь с 1979-го на памятный олимпийский 1980-й. Родные нам константиновские казармы, они же казармы первого факультета. С одной стороны казарменных стен от нас, уже зрелых третьекурсников, Новый год встречают наши старшие братья, еще более зрелые четверокурсники 13-я и 14-я роты. В крыле возле Западного КПП – совсем уже небожители, выпускные 11-я и 12-я. Что происходило в тех чертогах, мы можем только догадываться, но определенно, им тоже было нескучно.
Гораздо спокойней было с другой стороны от наших кубриков, где располагались младшенькие – фоменковская 18-я рота. И совсем уже тихо и мирно, я бы сказал, по-домашнему, было под нами, на первом этаже, где крайних выпускников по среднему, 3-ю роту, сменили птенцы-первокурсники из 19-й роты . Такова диспозиция.
Накануне мы с другом Феликсом выписались из санчасти. Нет-нет, никакие хвори нас не одолели - напротив, всю неделю пребывания на больничных койках мы чувствовали себя прекрасно, отсыпаясь вволю, почитывая рассказы Джерома К. Джерома и отдыхая от казарменной жизни. Эти рождественские каникулы в тихой медицинской гавани нам устроил Фел, используя связи своей матушки в медицинских кругах училища.
И каникулы удались. Все вышеперечисленные нехитрые курсантские радости с лихвой компенсировали некоторые неудобства пребывания в санчасти, в виде приема лечебных процедур, в том числе и внутримышечных инъекций общеукрепляющего действия – известно, что хорошей медсестре даже попа радуется.
Более того – наши планы простирались и далее: присутствие в штате лечебного учреждения милых созданий в белых халатиках вдохновило нас на желание непременно встретить Новый год в этих же гостеприимных стенах.
Увы – этим сластолюбивым планам не суждено было сбыться. Нас постигла печальная участь небезызвестного персонажа из «Золотого теленка», ушлого бухгалтера Берлаги. Как известно, этот самый Берлага, изображая сумасшедшего, решил спрятаться от чистки штатов в психушке. Но был изобличен профессором психиатрии и с позором изгнан из этого почтенного лечебного заведения.
В отличие от бедолаги Берлаги, в нашем случае обошлось без грозного профессора и позора изгнания. Просто наш лимит отдыха был исчерпан (все хорошее когда-то заканчивается), и аккурат 31-го декабря мы, с одним диагнозом «Здоров» на двоих и рухнувшими планами на новогоднюю сказку, были выписаны, и с грустью покинули благословенную тихую гавань.
Итак, нас ждала казарма со своей традиционной новогодней программой : официальной частью в виде застолья с лимонадом и песочными пирожными, просмотра телевизора, поздравления командования и отбоя - аж в час ночи.
К неофициальной части, имеющей место быть уже после отбоя, мы с Фелом, по причине недельного отсутствия в коллективе и неучастия в подготовительных мероприятиях (читай закупках), были не готовы.
Но армейское братство нерушимо не только в ратном труде и в бою, но и на отдыхе. Друзей и товарищей у нас было много, и мы с Фелом не остались таки без своего глотка праздничного коктейля из солдатской кружки, под названием «Северное сияние», главными (и единственными) компонентами которого были шампанское и водка (за неимением коньяка).

Однако, отнюдь не наши скромные персоны будут являться основными действующими лицами моего дальнейшего повествования. Так получается, что главным действующим лицом на этот раз выпало быть одному из наших офицеров-воспитателей, ответственному по подразделению именно в эту новогоднюю ночь.
Не сказать, чтобы наша рота как-то по-особенному отпраздновала этот Новый год. (Наверное, берегли силы и для грянувшей вскоре феерической трагикомедии под названием «Тысяча первая ночь в училище», которая календарно приходилась как раз на вторую половину третьего курса.) Как легко предположить, после официально проведенного отбоя жизнь в кубриках не замерла, а продолжалась в виде булькающих и чавкающих звуков, перемежающихся с человеческой речью вполголоса – это процесс возлияния и закусывания чередовался с дружескими беседами в тесных компаниях. Но никакой лишней помпы, никакого буйства и непотребства в виде половецких плясок или запуска из окна петард и фейерверков. Все тихо-скромно, по-семейному мило, при свечах (т.е. при тусклом дежурном освещении).
Однако, как оказалось, на прилегающей территории праздновали не только мы. Практически рядом, в канцелярии нашей роты, основательно засели два ответственных офицера – наш и соседней 19-й роты.
Кстати, в 2008 году, на праздновании 60-летнего юбилея училища в Крепости, бывший командир 19 роты присутствовал, и мы прекрасно пообщались. Я припомнил эпизод, как он в один из первых дней нашего поселения в казарме, зайдя из своей роты в помещение нашей, отобрал по ходу у меня, дневального, стоящего на тумбочке, роман о рыцаре Айвенго
(что было вполне справедливо с его стороны). И вот, спустя тридцать лет, я с особым удовольствием подписал ему другую книгу - нашу книгу «ДВВАИУ ЕСТЬ!»...
Но вернемся в наступивший 1980-й. Есть подозрение, что наши ответственные тогда также, как и мы, неплохо подготовились к новогодней ночи. Конечно, рота об этом соседстве знала, и дневальный был соответствующим образом проинструктирован.
Как водится, рано или поздно наш ответственный решил проверить, все ли его подчиненные смежили веки и пребывают в объятиях Морфея. И нагрянул в кубрики с проверкой (не сиделось ему на свою голову).
В этом плане в выигрышном положении всегда были 173 и 174 классные отделения, расположенные в дальних от входа кубриках. А первый удар, несмотря на предупредительный уставной клич дневального, как обычно, приняло на себя гвардейское 171-е. Вообще, надо сказать, что если наша рота заслуженно считалась в училище раздолбайской, то во многом благодаря именно 171-му к.о. Какие залетчики там были! Богатыри – не вы! Что ни имя, то легенда…
И вот этим орлам в очередной раз встречать воспитательно-карающий натиск. (С самого начала было ясно, что добром этот воспитательный порыв не кончится.) Рванув на первую же запеленгованную им возню, наш командор сразу прихватил двух курепчиков. Это были передовики залетного фронта, стахановцы по пересдаче экзаменов, завсегдатаи гауптической вахты, курсанты Савочкин и Федулов. И они что-то подозрительно дожевывали… Ну что, на ловца и зверь бежит? С первым уловом?
Как бы не так.
Заковыка была в том, что Сава и Федул, на которых дисциплинарных взысканий было больше, чем на собаке блох, и так уже были на грани отчисления. Прекрасно это понимая, они заранее и мужественно решили, что эта «свадьба» для них будет безалкогольной. Поэтому ситуация складывалась просто анекдотическая: два главных залетчика из 171-го были застигнуты! в праздничную ночь! за невинным пуританским занятием! – распитием молока с булочкой!
Вот именно – дожевывали они коврижку с изюмом, и ничего, кроме крошек сдобы и пустых молочных пакетов-«пирамидок», рядом с ними не было.
Естественно, наш воспитатель этому не поверил. Это был нонсенс! Поэтому было включено верхнее освещение, и поиски криминала продолжены.
И тут усилия таки увенчались успехом. (Но это была пиррова победа.)
С радостно-кровожадным: « А эт-то что такое?» из-под койки была извлечена пробка от водочной бутылки!
На что братья-пуритане резонно заметили, что кроватка-то не их!
А кроватка эта была двух Игорьков – Мишурного и Шибайло. Тоже ребятишек далеко не пионерского поведения.
И «пионэр» с нижнего яруса, Игорек Шибайло, лежал сейчас, применив страусиную тактику и зарывшись с головой под одеялом. При этом он крепенько, как любимую, прижимал к себе как раз эту самую недостающую деталь – початую бутылку водки без пробки. Дабы предотвратить пролитие живительной влаги из бутылки, пробку он заменил своим пальчиком-мизинчиком, изящно засунутым в горлышко.
И вот представьте.
Когда покровы с затаившегося «страуса» были сорваны безжалостной командирской рукой, зрителям открылась следующая картина:
лежащий в обнимку с бутылкой водки милый юноша с добродетельным выражением лица и кротким взором. И взор этот как бы говорил:
«Не зри на мя, аки волк на агнеца,
Но зри на мя, аки мати на младенеца»…

Однако этот кроткий взор и ангельское выражение лица агнеца возымели на пастыря отнюдь не умиротворяющее воздействие. Напротив, он тут же пришел в состояние ажитации. Потому что, как и все военные пастыри, был твердым сторонником воспитательной методы, согласно которой любого грешника должна постичь неминуемая кара, наказание и возмездие!
Сама же бутылка была у грешника изъята , но не уничтожена, как обычно, путем выливания содержимого за окно. Она была объявлена вещдоком. Та же участь постигла и добрый шмат сала, попутно обнаруженный под подушкой несчастного грешника.
А дальше поиск вещдоков продолжился и в других кубриках. (Что было довольно бесперспективно – там было достаточно времени от таковых избавиться.)
Вся эта праздничная суета сопровождалась включением освещения, подъемом личного состава, шмоном по тумбочкам и постелям, замысловатыми воспитательными выражениями и оборотами, раздачей слонов и материализацией духов – одним словом, новогодняя ночь удалась.
Было весело.
Когда всем сестрам было роздано по серьгам и в воспитательном угаре наказаны виновные и невиновные, прозвучала, наконец, команда «Отбой».
Но пути провидения неисповедимы, и небесная кара настигает порой не только заблудших овец, но и небезупречных пастырей. И кара эта явилась в образе начальника политотдела училища генерал-майора Федорова, в сопровождении дежурного по училищу заглянувшего в роту на огонек.
Появление в роте Федорова, ответственного в эту ночь по училищу, не было капризом судьбы, а всего лишь следствием звонка дежурному по училищу от одного «доброжелателя»-курсанта, из числа потревоженных новогодним шухером, и не имеющего никакого отношения к празднованию и нарушению дисциплины, но имеющего свой зуб к командиру, и неблаговидно решившему воспользоваться моментом.
Дальнейшее развитие событий для нас остается покрытым завесой неизвестности – подчиненных не принято информировать о наказаниях, накладываемых на их начальников.
Зато достоверно известно другое. Когда генерал Федоров уводил залетевшего пастыря для «дружеской беседы» в канцелярию роты, его более везучий напарник, ответственный по 19 роте, что есть духу драпал через двор казармы 1 факультета с фуражкой под мышкой. ( Что значит форс не по сезону!) Совсем как нашкодивший курсант, улепетывающий от внезапно замаячившего на горизонте патруля.
А достоверно это известно потому, что вышедший покурить в туалет после всех передряг новогодней ночи, и упомянутый мной в самом начале рассказа мой однокурсник Миша, как раз и застал эту забавную картинку.
Ну что - наш Миша, пользуясь моментом и темнотой в помещении туалета, возьми да и свистни вдогонку через форточку – заливисто так, в два пальца!
Драпающий товарищ подполковник обернулся, и, не останавливаясь, погрозил в пространство кулаком…

Новый 1980-й год нашей курсантской юности, шагая по планете, вступал в свои права.

Как то на "просторах интернета" прочел воспоминания истребителя-ветерана о несении боевого дежурства в составе ДЗ. Ну там особенности дежурства,связь с оперативным дежурным, инструктажи, ритуал заступления и т.д. Вспомнилось мое последнее дежурство... 94-й год. Полк прилетел из Астрахани после стрельб. Сразу после того,как сел борт с техсоставом, инженер эскадрильи Дик Александр Михалыч ошарашил новостью " наша эскадрилья заступает в дежурное звено!" . Выбирают 4 самолета- основная и запасная пара. Мы с Колей Бекетовым сегодня заступаем основными. Повесили ракеты,подвесной бак,отгазовали,спецы проверили все свои системы. Пришли летчики -два старых майора Данила-мастер и Чикалин ( ныне покойный), с-ты проверили,после газовки дозаправили . В общем - дежурим. А из Астрахани привезли с Колей по 3-х литровой банке вина, кажется Грушевое, да еще однополчане- новоземельцы ,заменившиеся в Гудауту и волею судеб оказавшиеся с перебазировавшимся полком в Астрахани, снабдили литровой фляжкой чистого. Данила предложил попробовать по чуть-чуть винца. Оно же как бы легкое! Для старых ,испытанных авиаторов как слону дробина! После ужина начали. Как-то незаметно закончилась первая банка, потом вторая, затем пошла в дело фляжка... Вдруг замечаем отсутствие техника самолета к-на Бекетова. Вышли покурить,смотрим Коля ходит с автоматом, охраняет с-ты. Ну мы типа "ха-ха" мол брось х-й заниматься, пойдем дожмемся" . Он с серьезным видом продолжает нести службу. Чика к нему с предложением ,мол отдай бойцу автомат,мы все оценили твою хохму" . Но Коля ничтоже сумняшися автомат Чике в живот и затвором-клац! Тут не до смеха... Что делать? Смутились все до отрезвления. Беру солдата с автоматом и строевым шагом идем "менять" часового. Все по Уставу "к-н Бекетов - сдать пост!" "Рядовой Тутыкин - принять пост!" Идет прием-сдача с проверкой печатей на щитках аккумуляторов,ракет.: "Пост-сдал! Пост- принял!" Коля с идиотской улыбкой передает мне автомат, Чика выбегает из=за самолета и бьет Колю в глаз! Заталкиваем его в домик, отдышались, решили спирт не допивать. Утром пришли дневники, посмотрели на Колин бланж, но вопросов задавать постеснялись. Вот такой случай! Мораль- нельзя употреблять при несении службы,да еще при оружии.

Да уж, история... У нас в Кайдаках тоже была веселая коллизия на БД, когда студент-двухгодичник, один из двух дежуривших техников, надел гермошлем спавшего в летной комнате комэски, и побежал к самолету, на ходу отдав бойцу команду включить питание и потом отсоединить ШРАП от самолета... Хорошо, не успел загерметезировать кабину до того, как его оттуда вытащили. Когда его спросили, куда он собрался, то он ответил: "К жене, на Харьков..."
(Фраза стала крылатой, понятное дело).
Но там случай был другой - алкоголь не при чем, а вот съехавшую "крышу" ему ремонтировали какое-то время в ПНД.
Об этом случае более подробно рассказал в первой нашей книге покойный Саша Кузубов (Царствие ему Небесное).