- Сообщений: 2304
- Спасибо получено: 1819
Религия. Философия. Миропонимание.
- Maikl
- Автор темы
- Не в сети
- ДВВАИУ`шникЪ
С одной стороны математика.
С другой:
video.yandex.ru/search?text=адам%20еврей...l&filmId=8uUK4MOmUXI
Пожалуйста Вход или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.
- Олег Плясунов
- Не в сети
- ДВВАИУ`ШНИК
- Сообщений: 484
- Спасибо получено: 795
Ты вот задал мне вопрос: Каждый человек сам себе моральный стандарт?
Интересно получается: ты сам себе сформулировал и задал этот вопрос, а ответа ждёшь от меня!
Твой вопрос конечно интересный, но он мягко сказать некорректный.
А может и провокационный или вовсе без-толковый.
Ты сам-то имеешь на него ответ?
Отвечу как это представляется мне.
Михаил, если под смыслом твоего вопроса понимать систему: что хочу, то и ворочу, то ответ - Нет.
Человек, не вправе устанавливать сам себе правила поведения (изходя из велений своих амбиций, желаний (прихотей) или шаблонов и стереотипов поведения). Это не по-Божески.
Если под смыслом твоего вопроса понимать систему, как диктатуру Совести: делаю так, как велит Совесть: не наносить вред себе, окружающей природе (обществу, людям), Мирозданию в целом, то ответ – Да.
Человек в праве сам устанавливать себе правила поведения (изходя из осознанного и добровольного подчинения велениям своей Совести, здравому смыслу и обстоятельствам – т.е. следовать Промыслу Бога).
А по поводу твоей цитаты:
От Иоанна
14:6 Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня
Лучше всего написал Михаил Афанасиевич Булгаков в романе Мастер и Маргарита. Москва 1984
Цитата:
Глава 2
Понтий Пилат
– Эти добрые люди, – заговорил арестант и, торопливо прибавив: – игемон, – продолжал: – ничему не учились и все перепутали, что я говорил. Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной.
Наступило молчание. Теперь уже оба больных глаза тяжело глядели на арестанта.
– Повторяю тебе, но в последний раз: перестань притворяться сумасшедшим, разбойник, – произнес Пилат мягко и монотонно, – за тобою записано немного, но записанного достаточно, чтобы тебя повесить.
– Нет, нет, игемон, – весь напрягаясь в желании убедить, заговорил арестованный, – ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там написано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал.
– Кто такой? – брезгливо спросил Пилат и тронул висок рукой.
– Левий Матвей, – охотно объяснил арестант, – он был сборщиком податей, и я с ним встретился впервые на дороге в Виффагии, там, где углом выходит фиговый сад, и разговорился с ним. Первоначально он отнесся ко мне неприязненно и даже оскорблял меня, то есть думал, что оскорбляет, называя меня собакой, – тут арестант усмехнулся, – я лично не вижу ничего дурного в этом звере, чтобы обижаться на это слово...
Секретарь перестал записывать и исподтишка бросил удивленный взгляд, но не на арестованного, а на прокуратора.
– ...однако, послушав меня, он стал смягчаться, – продолжал Иешуа, – наконец бросил деньги на дорогу и сказал, что пойдет со мной путешествовать...
Пилат усмехнулся одною щекой, оскалив желтые зубы, и промолвил, повернувшись всем туловищем к секретарю:
– О, город Ершалаим! Чего только не услышишь в нем. Сборщик податей, вы слышите, бросил деньги на дорогу!...
…
– Левий Матвей? – хриплым голосом спросил больной и закрыл глаза.
– Да, Левий Матвей, – донесся до него высокий, мучающий его голос.
– А вот что ты все-таки говорил про храм толпе на базаре?...
…– Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины. Сказал так, чтобы было понятнее.
– Зачем же ты, бродяга, на базаре смущал народ, рассказывая про истину, о которой ты не имеешь представления? Что такое истина?
И тут прокуратор подумал: «О, боги мои! Я спрашиваю его о чем-то ненужном на суде... Мой ум не служит мне больше...» И опять померещилась ему чаша с темною жидкостью. «Яду мне, яду!»
И вновь он услышал голос:
– Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет.
…
– Беда в том, – продолжал никем не останавливаемый связанный, – что ты слишком замкнут и окончательно потерял веру в людей. Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою привязанность в собаку. Твоя жизнь скудна, игемон, – и тут говорящий позволил себе улыбнуться….
… Так ты утверждаешь, что не призывал разрушить... или поджечь, или каким-либо иным способом уничтожить храм?
– Я, игемон, никого не призывал к подобным действиям, повторяю. Разве я похож на слабоумного?
– О да, ты не похож на слабоумного, – тихо ответил прокуратор и улыбнулся какой-то страшной улыбкой, – так поклянись, что этого не было.
– Чем хочешь ты, чтобы я поклялся? – спросил, очень оживившись, развязанный.
– Ну, хотя бы жизнью твоею, – ответил прокуратор, – ею клясться самое время, так как она висит на волоске, знай это!
– Не думаешь ли ты, что ты ее подвесил, игемон? – спросил арестант, – если это так, ты очень ошибаешься.
Пилат вздрогнул и ответил сквозь зубы:
– Я могу перерезать этот волосок.
– И в этом ты ошибаешься, – светло улыбаясь и заслоняясь рукой от солнца, возразил арестант, – согласись, что перерезать волосок уж наверно может лишь тот, кто подвесил?
– Так, так, – улыбнувшись, сказал Пилат, – теперь я не сомневаюсь в том, что праздные зеваки в Ершалаиме ходили за тобою по пятам. Не знаю, кто подвесил твой язык, но подвешен он хорошо. Кстати, скажи: верно ли, что ты явился в Ершалаим через Сузские ворота верхом на осле, сопровождаемый толпою черни, кричавшей тебе приветствия как бы некоему пророку? – тут прокуратор указал на свиток пергамента.
Арестант недоуменно поглядел на прокуратора.
– У меня и осла-то никакого нет, игемон, – сказал он. – Пришел я в Ершалаим точно через Сузские ворота, но пешком, в сопровождении одного Левия Матвея, и никто мне ничего не кричал, так как никто меня тогда в Ершалаиме не знал.
– Не знаешь ли ты таких, – продолжал Пилат, не сводя глаз с арестанта, – некоего Дисмаса, другого – Гестаса и третьего – Вар-раввана?
– Этих добрых людей я не знаю, – ответил арестант.
– Правда?
– Правда.
– А теперь скажи мне, что это ты все время употребляешь слова «добрые люди»? Ты всех, что ли, так называешь?
– Всех, – ответил арестант, – злых людей нет на свете.
– Впервые слышу об этом, – сказал Пилат, усмехнувшись, – но, может быть, я мало знаю жизнь! Можете дальнейшее не записывать, – обратился он к секретарю, хотя тот и так ничего не записывал, и продолжал говорить арестанту: – В какой-нибудь из греческих книг ты прочел об этом?
– Нет, я своим умом дошел до этого.
– И ты проповедуешь это?
– Да.
…
– Слушай, Га-Ноцри, – заговорил прокуратор, глядя на Иешуа как-то странно: лицо прокуратора было грозно, но глаза тревожны, – ты когда-либо говорил что-нибудь о великом кесаре? Отвечай! Говорил?.. Или... не... говорил? – Пилат протянул слово «не» несколько больше, чем это полагается на суде, и послал Иешуа в своем взгляде какую-то мысль, которую как бы хотел внушить арестанту.
– Правду говорить легко и приятно, – заметил арестант.
…
– Итак, – говорил он, – отвечай, знаешь ли ты некоего Иуду из Кириафа, и что именно ты говорил ему, если говорил, о кесаре?
– Дело было так, – охотно начал рассказывать арестант, – позавчера вечером я познакомился возле храма с одним молодым человеком, который назвал себя Иудой из города Кириафа. Он пригласил меня к себе в дом в Нижнем Городе и угостил...
– Добрый человек? – спросил Пилат, и дьявольский огонь сверкнул в его глазах.
– Очень добрый и любознательный человек, – подтвердил арестант, – он высказал величайший интерес к моим мыслям, принял меня весьма радушно...
– Светильники зажег... – сквозь зубы в тон арестанту проговорил Пилат, и глаза его при этом мерцали.
– Да, – немного удивившись осведомленности прокуратора, продолжал Иешуа, – попросил меня высказать свой взгляд на государственную власть. Его этот вопрос чрезвычайно интересовал.
– И что же ты сказал? – спросил Пилат, – или ты ответишь, что ты забыл, что говорил? – но в тоне Пилата была уже безнадежность.
– В числе прочего я говорил, – рассказывал арестант, – что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.
– Далее!
– Далее ничего не было, – сказал арестант, – тут вбежали люди, стали меня вязать и повели в тюрьму.
Такое ощущение, что Весь его роман был написан для потомков только для осмысления этого намёка. Остальной сюжет только прикрывает главную мысль… Суди сам.
Пожалуйста Вход или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.
- lelik
- Не в сети
- Модератор
- Сообщений: 3995
- Спасибо получено: 4198
Да, так я чего хотел? Тут у нас на ветке "Россия" диспутик образовался, а модер нас нагнал. Да и верно - не по теме базар пошел.
Так я вот хочу, пока при памяти, ответить товарищу оппоненту с атеистическими взглядами. (Я -то сам по молодости тоже атеистом был. Лет так до 25-30. А потом поумнел, помудрел и понял - чудес не бывает! Ну это так, к слову.)
Вот уважаемый коллега Викторович приводит такую цитатку из словаря по поводу значения слова "совесть".
"СОВЕСТЬ — способность человека, критически оценивая свои поступки, мысли, желания, осознавать и переживать свое несоответствие должному как собственное несовершенство. С культурно-исторической т.зр. идея и понятие С. складываются в процессе осмысления различных механизмов самоконтроля. В отличие от страха (перед авторитетом, наказанием) и стыда (в котором также отражается осознание человеком своего несоответствия некоторым принятым нормам), С. воспринимается как автономная — не ориентированная на самосохранение и благополучие индивида, на принятые групповые нормы, ожидания окружающих или мнение авторитета. В качестве нравственного регулятива С. возвышается над разного рода благоразумными или конъюнктурными самопредостережениями, ориентирует на исполнение совершенства и выражает ответственность человека перед самим собой как субъектом высших и общезначимых (а также абсолютных и универсальных) ценностей и требований".
Хватило терпения прочитать и попытаться понять? На мой взгляд, это одно из самых неудачных определений совести, приведенных по ссылке от Викторовича (там их много, определений):
dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/1...95%D0%A1%D0%A2%D0%AC
А теперь специально для Викторовича, приведшего именно эту цитату, я выделю одно предложение:
С. воспринимается как автономная — не ориентированная на самосохранение и благополучие индивида, на принятые групповые нормы, ожидания окружающих или мнение авторитета.
И спрошу его: это ли не подтверждение моей точки зрения, вразрез его собственной, что совесть отнюдь НЕ "проистекает из базовых поведенческих инстинктов", НЕ "выражается как потребность положительной оценки поступков от окружающих", и , следовательно, НЕ есть " функция сознания направляющая поступки индивида в общественно приемлемое русло".
То есть - определение совести, данное Викторовичем, которое состоит из приведенных мною его цитат, взятых в кавычки (убедиться в этом можно вот здесь:
dvvaiu.net.ru/forum-header/politika/23599-rossiya?start=852
- является НЕверным.
Более того. В одном из следующих определений совести (все по этой же ссылке, любезно предоставленной Викторовичем) есть предложение, которое прямо указывает на то, что : "Совесть как изначальное нравственное побуждение является врожденной, но благодаря внешнему влиянию может развиться или заглохнуть.
(Я уже не привожу в качестве аргумента определение из христианской этики, которая рассматривает совесть как окно, через которое проникает божественная воля (см. все там же) - для атеиста поповские догмы не аргумент. )
Есть что возразить, уважаемый оппонент?
Пожалуйста Вход или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.
- Викторович
- Посетитель
lelik пишет: Есть что возразить, уважаемый оппонент?
...
Позволю только несколько уточнений:
Моё определение совести, не цитата с Академика, а дословно:
Что, в принципе, означает всё то же самое, что приведено на Академике, но семантически необходимо и достаточно.Совесть - функция сознания направляющая поступки индивида в общественно приемлемое русло.
У меня не атеистические взгляды, а рациональное, материалистическое мировоззрение.Так я вот хочу, пока при памяти, ответить товарищу оппоненту с атеистическими взглядами. (Я -то сам по молодости тоже атеистом был. Лет так до 25-30. А потом поумнел, помудрел и понял - чудес не бывает! Ну это так, к слову.)
Рано же Вы помудрели. Мне вот, скоро 60, а я всё никак...Лет так до 25-30. А потом поумнел, помудрел и понял
На самом деле, такие замечания некорректны, поскольку из них проистекает, то оппонент неумный, немудрый, и прочая.
Отвечаю в духе.
После дмб, переквалифицировался в биофизика. Профили - волновая экология, биоэлектрография, проблемы восстановления нормального функционирования мозга при психозах...
Знаете, что такое религиозность и суеверия, с точки зрения спецов в физиологии мозга и психиаторов? Это защитная реакция на чрезмерное давление информационного потока реальности, ограничивающая этот поток, и тем самым, позволяющая ЦНС сохранять устойчивость, хотя и при некоторых ограничениях. Порядка 80-85% населения в чём нибудь подобном нуждаются: не в Бога верить, так в правительство, в партию. Иначе перевозбуждение коры, приведёт к её блокировке, доминировать начнут подкорковые процессы и человек скатится в психоз, чаще всего, на современном этапе - необратимый.
"Совесть как изначальное нравственное побуждение является врожденной, но благодаря внешнему влиянию может развиться или заглохнуть.
Считаете ли Вы, что поступки по совести у адепта культа Каго, христианина, буддиста, иудея, исламиста - идентичны?
А если не вполне идентичны... Но такое предположение - уголовщина, поскольку может быть причиной разжигания межрелигиозных тёрок..
Суть христианства - до#баться ко всему миру.
Суть иудаизма - на#бать весь мир.
Суть ислама - за#бать весь мир.
Пожалуйста Вход или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.
- Maikl
- Автор темы
- Не в сети
- ДВВАИУ`шникЪ
- Сообщений: 2304
- Спасибо получено: 1819
Ясно одно, что понятие "совесть" касается отдельного индивида, и на группу людей "не одевается".
alexey-osipov.ru/faq/91/2166/
Мне не нравится, когда делают громкие, самоуверенные заявления о личном атеизме.
Михаил Булгаков "Мастер и Маргарита"
– Да, мы не верим в бога, – чуть улыбнувшись испугу интуриста, ответил Берлиоз. – Но об этом можно говорить совершенно свободно.
Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства:
– Вы – атеисты?!
– Да, мы – атеисты, – улыбаясь, ответил Берлиоз, а Бездомный подумал, рассердившись: «Вот прицепился, заграничный гусь!»
– Ох, какая прелесть! – вскричал удивительный иностранец и завертел головой, глядя то на одного, то на другого литератора.
– В нашей стране атеизм никого не удивляет, – дипломатически вежливо сказал Берлиоз, – большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о боге.
Тут иностранец отколол такую штуку: встал и пожал изумленному редактору руку, произнеся при этом слова:
– Позвольте вас поблагодарить от всей души!
– За что это вы его благодарите? – заморгав, осведомился Бездомный.
– За очень важное сведение, которое мне, как путешественнику, чрезвычайно интересно, – многозначительно подняв палец, пояснил заграничный чудак.
Важное сведение, по-видимому, действительно произвело на путешественника сильное впечатление, потому что он испуганно обвел глазами дома, как бы опасаясь в каждом окне увидеть по атеисту.
«Нет, он не англичанин…» – подумал Берлиоз, а Бездомный подумал: «Где это он так наловчился говорить по-русски, вот что интересно!» – и опять нахмурился.
– Но, позвольте вас спросить, – после тревожного раздумья спросил заграничный гость, – как же быть с доказательствами бытия божия, коих, как известно, существует ровно пять?
– Увы! – с сожалением ответил Берлиоз, – ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования бога быть не может.
– Браво! – вскричал иностранец, – браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила по этому поводу. Но вот курьез: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!
– Доказательство Канта, – тонко улыбнувшись, возразил образованный редактор, – также неубедительно. И недаром Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус просто смеялся над этим доказательством.
Берлиоз говорил, а сам в это время думал: «Но, все-таки, кто же он такой? И почему так хорошо говорит по-русски?»
– Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки! – совершенно неожиданно бухнул Иван Николаевич.
– Иван! – сконфузившись, шепнул Берлиоз.
Но предложение отправить Канта в Соловки не только не поразило иностранца, но даже привело в восторг.
– Именно, именно, – закричал он, и левый зеленый глаз его, обращенный к Берлиозу, засверкал, – ему там самое место! Ведь говорил я ему тогда за завтраком: «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут».
Берлиоз выпучил глаза. «За завтраком… Канту?.. Что это он плетет?» – подумал он.
– Но, – продолжал иноземец, не смущаясь изумлением Берлиоза и обращаясь к поэту, – отправить его в Соловки невозможно по той причине, что он уже с лишком сто лет пребывает в местах значительно более отдаленных, чем Соловки, и извлечь его оттуда никоим образом нельзя, уверяю вас!
– А жаль! – отозвался задира-поэт.
– И мне жаль! – подтвердил неизвестный, сверкая глазом, и продолжал: – Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?
– Сам человек и управляет, – поспешил сердито ответить Бездомный на этот, признаться, не очень ясный вопрос.
– Виноват, – мягко отозвался неизвестный, – для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день? И, в самом деле, – тут неизвестный повернулся к Берлиозу, – вообразите, что вы, например, начнете управлять, распоряжаться и другими и собою, вообще, так сказать, входить во вкус, и вдруг у вас… кхе… кхе… саркома легкого… – тут иностранец сладко усмехнулся, как будто мысль о саркоме легкого доставила ему удовольствие, – да, саркома, – жмурясь, как кот, повторил он звучное слово, – и вот ваше управление закончилось! Ничья судьба, кроме своей собственной, вас более не интересует. Родные вам начинают лгать, вы, чуя неладное, бросаетесь к ученым врачам, затем к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как первое и второе, так и третье – совершенно бессмысленно, вы сами понимаете. И все это кончается трагически: тот, кто еще недавно полагал, что он чем-то управляет, оказывается вдруг лежащим неподвижно в деревянном ящике, и окружающие, понимая, что толку от лежащего нет более никакого, сжигают его в печи. А бывает и еще хуже: только что человек соберется съездить в Кисловодск, – тут иностранец прищурился на Берлиоза, – пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, потому что неизвестно почему вдруг возьмет – поскользнется и попадет под трамвай! Неужели вы скажете, что это он сам собою управил так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой? – и здесь незнакомец рассмеялся странным смешком.
Берлиоз с великим вниманием слушал неприятный рассказ про саркому и трамвай, и какие-то тревожные мысли начали мучить его. «Он не иностранец! Он не иностранец! – думал он, – он престранный субъект… Но позвольте, кто же он такой?»
– Вы хотите курить, как я вижу? – неожиданно обратился к Бездомному неизвестный, – вы какие предпочитаете?
– А у вас разные, что ли, есть? – мрачно спросил поэт, у которого папиросы кончились.
– Какие предпочитаете? – повторил неизвестный.
– Ну, «Нашу марку», – злобно ответил Бездомный.
Незнакомец немедленно вытащил из кармана портсигар и предложил его Бездомному:
– «Наша марка».
И редактора и поэта не столько поразило то, что нашлась в портсигаре именно «Наша марка», сколько сам портсигар. Он был громадных размеров, червонного золота, и на крышке его при открывании сверкнул синим и белым огнем бриллиантовый треугольник.
Тут литераторы подумали разно. Берлиоз: «Нет, иностранец!», а Бездомный: «Вот черт его возьми! А?»
Поэт и владелец портсигара закурили, а некурящий Берлиоз отказался.
«Надо будет ему возразить так, – решил Берлиоз, – да, человек смертен, никто против этого и не спорит. А дело в том, что…»
Однако он не успел выговорить этих слов, как заговорил иностранец:
– Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.
«Какая-то нелепая постановка вопроса…» – помыслил Берлиоз и возразил:
– Ну, здесь уж есть преувеличение. Сегодняшний вечер мне известен более или менее точно. Само собой разумеется, что, если на Бронной мне свалится на голову кирпич…
– Кирпич ни с того ни с сего, – внушительно перебил неизвестный, – никому и никогда на голову не свалится. В частности же, уверяю вас, вам он ни в коем случае не угрожает. Вы умрете другой смертью.
– Может быть, вы знаете, какой именно? – с совершенно естественной иронией осведомился Берлиоз, вовлекаясь в какой-то действительно нелепый разговор, – и скажете мне?
– Охотно, – отозвался незнакомец. Он смерил Берлиоза взглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде: «Раз, два… Меркурий во втором доме… луна ушла… шесть – несчастье… вечер – семь…» – и громко и радостно объявил: – Вам отрежут голову!
Бездомный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного, а Берлиоз спросил, криво усмехнувшись:
– А кто именно? Враги? Интервенты?
– Нет, – ответил собеседник, – русская женщина, комсомолка.
– Гм… – промычал раздраженный шуточкой неизвестного Берлиоз, – ну, это, извините, маловероятно.
– Прошу и меня извинить, – ответил иностранец, – но это так. Да, мне хотелось бы спросить вас, что вы будете делать сегодня вечером, если это не секрет?
– Секрета нет. Сейчас я зайду к себе на Садовую, а потом в десять часов вечера в МАССОЛИТе состоится заседание, и я буду на нем председательствовать.
– Нет, этого быть никак не может, – твердо возразил иностранец.
– Это почему?
– Потому, – ответил иностранец и прищуренными глазами поглядел в небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили черные птицы, – что Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже разлила. Так что заседание не состоится.
Тут, как вполне понятно, под липами наступило молчание.
Пожалуйста Вход или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.
- Викторович
- Посетитель
Для каждого отдельного человека, проблема не в том, есть такое определение или нет, а в том, в состоянии ли человек это определение понять и принять.Maikl пишет: За такими формулировками "Совесть" - не понять и не "увидеть". И пока никто не дал однозначного определения "Совести", как 2+2=4
Полное осознание реальности, в большинстве случаев, не совместимо с устойчивостью психики, а для некоторых профессий - с жизнью.
Смоделируйте ситуацию с человеком на необитаемом острове. ...(Да, и ничего живого вокруг, только гигантский склад продовольствия )Ясно одно, что понятие "совесть" касается отдельного индивида, и на группу людей "не одевается".
Совесть, язык, социальное поведение - появляются там и тогда, когда живое существо не одно.
Пожалуйста Вход или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.